Когда-нибудь я стану великим комиком, — заявил Джим однажды своему отцу и указательным пальцем направил свои слова прямо в него, подкрепив их ставшей потом знаменитой змеиной усмешкой.
— Сынок, это также невозможно, как увидеть собственные уши без зеркала, — грустно ответил Перси, подтвердив свой постулат грустной импровизацией на саксофоне. Уж кому, как не ему, было знать, что слава дается только ценой собственной жизни… Однако время иногда преподносит большие сюрпризы всем нам и рано или поздно расставляет все в жизни по своим местам. Меньше чем через десять лет после этого Джим покорил Голливуд всего лишь одним веселым кавалерийским наскоком.
Но не все было так гладко… Ему было пятнадцать лет, когда злые люди поставили жирный крест на его мечте стать комиком, и было это в «Юк-Юк», известном клубе Торонто, где выступали начинающие комики, куда привез его из Ньюмаркета сам владелец клуба.
Когда настал этот долгожданный момент и Джим первый раз оказался на сцене, какая-то волна тошноты подступила к горлу, и он почувствовал себя как будто на корабле во время сильного шторма. На него смотрели несколько десятков пар глаз, блестевших в темноте, а на сцене было темно и страшно как в шкафу… Вместо ощущения счастья он вдруг почувствовал странную горечь во рту и какой-то необъяснимый атавистический страх.
Между тем, на звездный час дебют Джима походил едва ли: публика — толстые мужики с блестящими лысинами и такими же лоснящимися от жира подружками — начала свистеть, лишь только юноша открыл рот, конферансье стоял за сценой и монотонно бубнил в микрофон «Скучно, скучно, ужасно скучно.» Чтобы добить его до конца, вдруг из темноты донесся чей-то скрипучий голос:
— Да он вызвал бы у меня не больше симпатии, если бы был чахоточный, лысый и весь в бородавках!
Кто-то из сочувствующих добавил:
— Парень, не расстраивайся так сильно! Твоя старательность отчасти оправдывает твою бесталанность.
Джим ушел обескураженный и решил раз и навсегда завязать со сценой и поставить крест на своей детской мечте.
Для пятнадцатилетнего юноши это было чудовищным потрясением. О том, чтобы в скором времени прийти в клуб с новым номером, и речи не могло идти: Джим надолго запомнил свист летящего ему в лицо помидора и издевательский хохот из зала. Даже мытье унитазов было не так унизительно, как это. Два года ушло на то, чтобы справиться с ощущением провала и отрепетировать новую программу: все это время единственной аудиторией Джима была его семья, а лучшим цензором — зеркало. Когда он явился в «Юк-Юк» вновь, хозяин не узнал возмужавшего Джима и уж тем более не вспомнил о том, как парнишку жестоко освистали пару лет назад, потому что в этот раз было все иначе: зрители заливались хохотом и требовали комедианта на «бис».
Впоследствии он исколесил всю Канаду с выступлениями, заканчивающимися полным аншлагом, а в девятнадцать лет собрал чемоданы и махнул в Лос-Анджелес, город ангелов.
После первого удачного выступления за пределами Канады, юноша понял, что у него есть только одна дорога — в Голливуд. Ему не приходило в голову, что в свои 19 лет он был звездой «канадского масштаба», а для Голливуда — всего лишь еще одним амбициозным юнцом, способным работать по 18 часов в сутки и питаться одними хот-догами.
Самая неприятная работа в мире
Какая из ваших работ казалась вам самой неприятной?
— У меня было несколько нелюбимых работ. Когда мне было 16 лет, я работал на стройке при минусовой температуре, но это не самое плохое. Вот когда я был уборщиком туалетов на фабрике в Онтарио, то от безысходности кидался на стену и бил по ней кулаком так, что на стене оставались вмятины, а на костяшках пальцев были гноящиеся незаживающие раны. Я просто задыхался от гнева. Дело в том, что рабочие фабрики принадлежали к нескольким этническим группам, которые ненавидели друг друга, а заодно и всех остальных. Они испражнялись в раковину только для того, чтобы я убирал за ними. Я страшно злился, и мне хотелось вцепиться в чьи-то волосы, кому-то разбить морду. Иногда мне было очень тяжело сдерживаться, и какое-то время я даже принимал «Прозак».
Читать дальше