Лев Тихомиров - Тени прошлого. Воспоминания

же нереально. Нереальность эта состояла прежде всего в том, что в России предполагался некоторый крепкий фонд общих всему народу верований и идеалов, чего на самом деле уже было мало. А раз такое духовное национальное единство исчезало, то становилось иллюзорно и нравственное единение власти и народа. Но в 90-х годах никто не оценивал в должной мере нарастающего национального разложения страны. Киреев же по своей службе и положению мог лишь издали и очень поверхностно наблюдать Россию, в которой на глазах его совершилось только что такое по-видимому крупное национальное движение, как добровольческое движение для освобождения славян. Да и притом истинный разгром национальной идеи, раньше производившийся только интеллигенцией, был окончательно довершен всей политикой Императора Николая II, особенно системой привлечения иностранных капиталов. Таким образом, Александра Алексеевича нельзя обвинять в непонимании своей страны и народа. Он был представитель старой России, а в то время и нельзя было сказать, воссоздастся ли она в новой эволюции или же революционно рухнет.

Киреев, сверх того, и не мнил себя государственным человеком, и не брался за решение политических вопросов. Он был просто гражданин своей страны, имевший свои идеалы и надежды и на основании их оценивавший деятельность государственных людей. В огромном большинстве случаев он был ею недоволен. Недоволен он был и общим направлением развития России, которая все более теряла свою «старорусскую физиономию». Он мало-помалу стал чувствовать, что нам предстоит револющ4Я> и в этом отношении был более чуток, чем очень многие люди общества и руководители наших государственных дел. Но что делать в виду этого? У него и в этом случае крепко залегло правило старой России: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Будь на своем посту, где тебя поставила жизненная судьба, исполняй свое дело. Он его и исполнял. Старые правила службы и жизни совпадали тут с религиозным чувством, по которому он покорно и спокойно принимал волю Божию, когда начинал ее чувствовать.

В отношении спокойного принятия воли Божией, без фраз, без произнесения благочестивых формул, трудно было встретить равного ему. Он так же спокойно переносил и личные невзгоды. Они бывали. Много лет, например, мучил и его, и сестру его племянник, Александр Иванович Новиков, единственный сын Ольги Алексеевны. Это был человек больших способностей, очень острого ума и в высшей степени честный, но нервный и какой-то взбалмошный. Сначала он пошел в земские начазьники и с увлечением исполнял свои обязанности попечительства о крестьянах своей родной мест-

ности. Он действительно о них заботился, просадил чуть не все состояние на школы, на огнестойкую постройку изб и т. п. Он был внимательнейшим судьей, искоренял ростовщичество. Но затем постепенно он пришел к убеждению, что все это вздор, начал сближаться с радикальными элементами, наконец совсем пошел в революцию, попал в тюрьму и привлекался к суду за произнесение в собрании революционных речей с оскорблением Величества. Это было истинным мучением для матери. Во-первых, он, бросив должность земского начальника и растратив свое состояние, потом был десять раз прогоняем со всех других должностей, государственных и общественных, и каждый раз мать должна была его содержать и искать ему какой-нибудь новой службы. А ее состояние было очень небольшое, и она его все на него поистратила. Но когда дело дошло до революционных выступлений, и особенно до оскорбления Величества, — это уже превзошло всякую меру. Ольга Алексеевна сама была придворная дама, состояла при Императрице Марии Федоровне. Политические скандалы сына страшно компрометировали ее при дворе… А между тем сына приходилось выручать и'из денежных, и из политических затруднений. За оскорбление Величества он должен был потерпеть осуждение на каторгу, то есть, в сущности, на смерть, потому что у него уже развилась тяжелая болезнь сердца. Ольга Алексеевна была истинно мученицей. И вот я видел в это время спокойную, внимательную помощь Александра Алексеевича неукротимому племяннику. Он, конечно, его журил, но не покидал, несмотря на то что Александр Иванович обращался с ним пренебрежительно и непочтительно, а хлопоты за такого революционера компрометировали дядю-придворного. Когда племяннику стал угрожать тяжкий приговор суда, единственный способ спасти его состоял в том, чтобы добиться Высочайшего прекращения дела. Но подать Царю прошение о милости Новиков ни за что не хотел… В конце концов мать, которой помогал Александр Алексеевич, успела и без прошения сына выхлопотать ему помилование, так что Александр Иванович, скоро умерший, мог хоть последний год жизни провести на свободе и в тишине.