Дэвид Линч - Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

«Это просто волшебство, что он добивается от актеров того, чего хочет, – продолжила Амик. – Помню, как мы снимали сцену, где Шелли делится сокровенным со своей начальницей, Нормой Дженнингс, и Дэвид знал, что здесь мне нужно коснуться очень глубокого места. Мы сняли несколько дублей, затем он подошел ко мне, положил руку на плечо, посмотрел на меня, вздохнул и ушел, и это было как будто он только что заразил меня эмоцией, которую я должна была отыграть. Не говоря ни слова, он объяснил мне все, что нужно».

Тэмблин был поражен тем фактом, что Дэвид «сидит так близко к актерам, как только можно. В одной сцене доктор Джакоби лежит в больничной палате и разговаривает с агентом Купером и шерифом Труманом о том, слышал ли он, как Жака Рено убили на соседней койке. Дэвид дал мне очень странные указания. Мы сняли дубль, и он сказал: “Расс, давай повторим. В этот раз не думай ни о словах, которые ты говоришь, ни о том, что они значат. Думай о призраках”. Так обычно он и объяснял, и это действительно работало».

«Дэвид задавал тон и настроение всему, что должно было случиться, – рассказал Рэй Вайз. – У него была удивительная способность говорить правильные вещи, которые вели тебя в правильном направлении. У каждого из персонажей есть свои открытые раны, которые необходимо выразить, и у этого выражения нет границ. Он раскрывал нас и позволял выкладываться на тысячу процентов, и в его работах это заметно. Посмотрите, какой игры он добился от Денниса Хоппера! Он позволяет актерам самим двигаться в нужном направлении».

И он ждет, пока они доберутся до цели. «Дэвид – единственный сорокалетний режиссер, который сказал, что я могу замедлиться и занять свое время чем-нибудь, – рассказал Майкл Онткин. – Время за полночь, шериф Труман не спит, глядя в унылую бездну, Черный Вигвам, молясь в надежде найти хоть какой-то признак своего приятеля Купера. Проходят пять или шесть невероятно медленных дублей, и единственным звуком, который раздавался после каждого из них, был пугающий шепот Дэвида, который предлагал Гарри посидеть еще. Ожидание вечности не может быть долгим».

Вспоминая работу над сериалом, Кимми Робертсон рассказывала: «Когда Дэвид руководит съемками, он полностью погружается в процесс. Он садится рядом с тобой и создает вокруг вас двоих кокон тишины при помощи своей энергии, и только потом начинает сцену. Первая сцена, в которой я снялась – где Люси переводит телефонный звонок на шерифа Трумана. Дэвид сказал: “Поступил важный звонок. Люси старательная и дотошная, она следит за всем, что происходит в кабинете, она хочет, чтобы никаких недопониманий не возникало, и она держит руку на пульсе этого города. Разве Люси может сказать “Этот звонок для вас?”».

Амик с особенными чувствами вспоминает тот день, когда ее героиню поцеловал агент ФБР Гордон Коул, которого сыграл сам Линч. «Я чувствовала, что это большая честь! Все девочки немного завидовали, и меня стали считать любимицей». А что насчет поцелуя? «Он был чудесным и очень мягким». Кимми Робертсон призналась, что она тоже целовалась с Линчем. «Это было на вечеринке по случаю окончания съемок очень-очень давно. Я подумала, что это единственный день в его жизни, когда он не с кем-то, и мы танцевали под песню про поцелуй и я его поцеловала, а потом убежала».

Условия сделки с ABC подразумевали, что Линч снимет закрытую альтернативную концовку, которая позволит показать пилотную серию в Европе как художественный фильм. Это требование привело к созданию финальной сцены сериала в Красной комнате, загадочному бардо, где загадывают загадки и раскрывают секреты. В Красной комнате разговаривают наоборот – эта идея таилась в голове Линча с 1971 года, когда Алан записал, как он говорит «Я хочу карандаши» и прокрутил ее задом наперед для сцены фильма «Голова-ластик», которую так и не сняли. Расширенная версия «Твин Пикс», которая заканчивается сценой в Красной комнате, была выпущена сразу на кассетах в Великобритании за пять месяцев до того, как пилотную серию показали в США.

«В ту же минуту, когда Дэвид выходит на площадку, он сразу понимает, как все должно быть, вплоть до того, где должен стоять стакан на столе, – рассказал Сигхвассон. – Он просто знает это, и когда он приехал на площадку, где мы построили декорации для Красной комнаты, он чуть с ума не сошел, потому что дверь была справа, а не слева. Я спросил: “Дэвид, да кого это, черт возьми, волнует?” Его волновало, и он настоял на том, чтобы переделать декорацию, потому что в его голове уже была выстроена сцена, и то, что он снимает, должно полностью совпадать с образами в его голове».