Ирина Левченко - Повесть о военных годах

— Комсомолки тоже скарлатиной болеют, — вмешался доктор, видимо слышавший разговор, — Пойдемте, я вам найду другую работу. Вы корью болели?

— Да.

— Тогда идемте.

Катюшу я разыскала примерно через час. Она сидела среди ребятишек и читала им сказки.

Я постояла тихонько в дверях подвала, прислушиваясь к мягкому, певучему Катюшиному голосу, и поняла, что даже не сказки Чуковского, а именно ее голос сделал ребятишек такими спокойными, заставил просветлеть затуманенные болезнью глазки, и даже позавидовала той трогательной доверчивости, с какой самый маленький и самый слабый положил прозрачную ручку на Катино колено. Я не осмелилась напомнить Кате, что она не спала уже больше суток, что дежурство наше окончилось и можно идти отдыхать. Она же сама сказала: «Я комсомолка» — значит, выдержит еще.

И вот прошло десять дней. Постепенно собрался хороший, дружный коллектив. Из всей дружины самая «солидная» санитарная подготовка была у меня. Я уже давно сдала нормы на ГСО II ступени и успешно вела занятия по санитарной обороне в младших классах. Поэтому меня назначили инструктором нашей дружины. Старалась наладить учебу так, как было у нас в школе. А в школе у нас занятия в группе самозащиты всегда проходили очень интересно. Мальчики были в звеньях противопожарной и противохимической обороны, девочки — в санитарных. И все мы учились стрелять из малокалиберной винтовки.

Не забыть тот день, когда мне на память дали изрешеченную мною мишень и вместе с ней значок «Юного ворошиловского стрелка». И другой день, когда санитарное звено нашей школы участвовало в соревнованиях в горкоме Красного Креста. Как мы волновались, пока не наступила наша очередь! В ста метрах лежит «раненый», к нему надо подползти по-пластунски, надеть противогаз, наложив жгут, остановить «кровотечение», приладить шину на «перебитую ногу» и вынести «из-под огня». Не помню, сколько отводилось на все это времени, только что-то очень немного. Можно себе представить нашу радость, когда оказалось, что мы в этих соревнованиях заняли второе место среди московских школьников.

Все свои небольшие знания я отдавала дружине. С утра до вечера дружинницы занимались в большом физкультурном зале какого-то спортивного общества. По ночам дежурили в клиниках и больницах, мыли полы, во время тревоги носили в убежище лежачих больных, с готовностью брались за любые поручения и выполняли их старательно. И все же в этом было что-то не то… Хотелось делать самое важное и значительное. Но что же? Как мы можем оказать наибольшую, и главное, непосредственную помощь фронту?

Срок ученья как будто невелик — всего неделя, не больше. Но мне-то известно, как занимались девчата и что они умеют. Я была твердо уверена, что на фронте они сумеют оказать первую помощь не хуже профессионалов-санитаров. Значит, мы готовы, значит, мы можем быть полезными фронту уже сейчас и не где-нибудь, а именно на поле боя.

— Катюша, проснись, Катюша, — затормошила я подругу. — Давай проситься на фронт. Мы ведь все умеем. А?

— Не пустят, просились уже.

— Нет, пустят. Это мы по-плохому, не по-товарищески, поодиночке просились. А если всей дружиной, всем коллективом? Тогда обязательно должны пустить. У нас теперь такие девчата подобрались, что все пойдут. Вот хоть спросим тех, кто здесь.

— Подъем! — скомандовала Катюша.

— Что, тревога? — вскочили девчата.

— Настоящая боевая тревога, — провозгласила я. — Есть предложение проситься всей дружиной на фронт.

Так создалась наша «боевая дружина». Дежурившую с нами женщину-инструктора попросили, чтобы она немедленно, тут же, еще раз проверила, готовы ли мы оказывать первую помощь раненым, готовы ли мы к отправке на фронт.

Решение созрело, оформилось, и только срок отъезда оставался пока неопределенным: одного нашего желания оказалось мало.

Шестого июля два встречных парохода на Москве-реке обменялись гудками. Гудки, подхваченные настороженными заводами, разбудили город: загудели паровозы, завыли сирены, — нечаянно была объявлена тревога.

Быстро одевшись, я бросилась к двери, чтобы бежать в райком Красного Креста. Но на улице радио возвестило: «Граждане, спокойно расходитесь по домам. Тревоги не было…»

Возвращаться домой уже не хотелось. В райкоме Красного Креста вместо ожидаемого сонного царства застала необычайное оживление. Из Московского комитета партии пришло указание: к восьми часам утра приготовить для отправки тридцать дружинниц. Куда и зачем, никто не знал, и тем не менее ни у кого не было сомнения: «Конечно, на фронт!» Я заволновалась: «Попадет ли наша дружина?..» Попробовала выяснить у председателя, у инструкторов, но им было не до меня. Все же узнала — вызывали другую дружину.