Юрий Бит-Юнан - Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Громя недавних союзников и главного конкурента, генсек новый союз заключил – с Н. И. Бухариным. Тот, как известно, считался одним из главных идеологов так называемой новой экономической политики. Его авторитет сыграл важную роль в борьбе с «левой оппозицией».

Дискредитацию Бухарина начал Сталин лишь в 1928 году. Троцкий из партии тогда исключен, еще и выслан в Алма-Ату. Зиновьев и Каменев лишились постов, но покаялись в печати, что избавило их от ссылки.

С Бухариным спор шел тоже о нэпе. Недавнему ближайшему союзнику генсека ставили в вину отказ от главной задачи большевистской партии – построения социализма. В связи с чем выбран был и новый термин – «правая оппозиция».

Если Троцкому и его сторонникам ранее инкриминировали радикализм, пресловутую «левизну», то «правой оппозиции», напротив, консерватизм. Все прежние суждения Бухарина о нэпе рассматривались в качестве ошибочных, если не предательских, отражающих нерешительность, оппортунистическое стремление принять идеологию капитализма. Соответственно, обвинения эмблематизировал термин «правый оппортунизм».

Полемика была непродолжительной. Бухарин тоже признал свои суждения ошибочными. В официальной советской историографии очередная победа генсека терминологически обозначена как разгром «правой оппозиции».

Сталин после этой победы инспирировал очередную кампанию борьбы с «левой оппозицией». Не менее масштабную, чем прежние. Антисемитская карта была опять разыграна. В январе 1929 года окончательно дискредитированный Троцкий выслан из СССР. Можно сказать, ему тогда повезло. Десятки тысяч его сторонников без суда были сосланы в отдаленные районы страны. У Сталина больше не осталось сколько-нибудь влиятельных конкурентов. И опять началась кампания борьбы с бытовым антисемитизмом, нараставшим лавинообразно, что и фиксировалось сводками ОГПУ.

Новую пропагандистскую кампанию многие советские интеллектуалы воспринимали с надеждой. Подразумевалось, что рост антисемитизма обусловлен издержками борьбы партийного большинства с оппозиционерами.

Вряд ли нужно доказывать, что Гроссман был знаком с повестями Тарасова-Родионова и Малашкина, а также мнениями рецензентов. Журналы читал регулярно, изменение политической ситуации не мог не заметить.

Очередная пропагандистская кампания, маскировавшая предыдущую, антисемитскую, была особенно масштабна. Соответствующие материалы печатались в периодике по всему СССР. Характерный пример – карикатура Я. М. Бельского «Юдофил», опубликованная харьковским сатирическим журналом «Червоний перець» в январском номере 1929 года [98].

Журнал – приложение к газете «Коммунист», ее выпускал ЦК Союза профсоюзов УССР. Карикатуристом изображен кабинет некоего директора, сидящего за письменным столом, на котором телефонный аппарат – общеизвестный тогда символ начальственного статуса. К начальнику склонился подобострастный секретарь, фиксирующий в блокноте последнее распоряжение: «Напишите куда следует, что у нас антисемитизма нет, ибо по моему приказу все евреи еще два месяца тому назад уволены с предприятия».

До начала пропагандистской кампании цензоры сочли бы крамольной такую карикатуру. А в январе 1929 года шутка Бельского оказалась вполне уместной.

Готовя к печати очерк «Бердичев не в шутку, а всерьез», Гроссман вовсе не забывал о цензуре. Наоборот, был к ней очень внимателен, почему и сумел использовать новую цензурную ситуацию в своих интересах. Он хотел публично выступить против антисемитизма и нашел способ. Кстати, Ильф и Петров подвели несколько позже итоги той же самой пропагандистской кампании.

Очерк в «Огоньке» – первое обращение Гроссмана к «еврейской теме». Допустимость и даже уместность на исходе 1920-х годов обусловлены спецификой актуального тогда политического контекста.

Полвека спустя этот контекст утратил актуальность. Государственный антисемитизм в СССР предсказуемо ассоциировался с гораздо более масштабными и откровенными пропагандистскими кампаниями. Можно сказать, всемирно известными. Эмблематизирует их введенный секретарем ЦК партии А. А. Ждановым в 1948 году термин «безродные космополиты» [99].

Как известно, термин «космополит», т. е. гражданин мира, был в досоветскую эпоху вполне нейтральным. А позже негативно окрашенным постольку стал, поскольку советская пропаганда изначально противопоставляла «социалистическому государству» – все прочие. Как заведомо враждебные, готовящие интервенцию.