Чулпан Хаматова - Время колоть лед

ГОРДЕЕВА:Коллеги украли?

ХАМАТОВА:Нет. Моя сумка “сама собою” переместилась в самый-самый дальний угол, на самый конец этого большого и торжественного стола. А на табличке по правую руку от Медведева уже какая-то совсем другая фамилия. Мой табель успеваемости в глазах устроителей молниеносно поменялся, и за плохое поведение меня, как в школе, отсадили в угол.

ГОРДЕЕВА:И ты села?

ХАМАТОВА:Села. И уже с места спросила о порядке выступлений. Оказалось, что первой выступает Лиза Боярская как представитель интеллигенции Санкт-Петербурга, говорит о протекающей крыше, потом Лев Сергеевич Амбиндер – о благотворительности в целом, потом Владимир Владимирович Вавилов дарит картину с бабочкой. “А остальные?” – не унималась я. На что услышала ответ: “Ну, вам-то чего боятся? Вы актриса, у вас голос громкий”. Тут вошел Медведев, и всё действительно пошло по плану. Но после вручения нарисованной детьми бабочки, когда я попыталась что-то вякнуть, вдруг встала женщина из какого-то, без сомнения, прекрасного города и начала подробно рассказывать всем нам и в первую очередь, конечно, президенту, как они в своем городе организовали кружок плетения бисером и что плетение бисером диаметра такого-то в форме круглой, Дмитрий Анатольевич, отличается от плетения бисером диаметра другого-то в форме квадратной, и это очень влияет на детскую реабилитационную программу.

ГОРДЕЕВА:А Медведев ее слушает?

ХАМАТОВА:Еще как слушает! Не перебивает. Всё очень интеллигентно. Я беру себя в руки, думаю: ну, сейчас она расскажет про все варианты реабилитационного плетения бисером, и мы перейдем к сути вопроса, ведь не может же быть так, чтобы она проделала весь этот путь только для того, чтобы рассказать президенту о разных техниках плетения! Наверняка есть проблема: может быть, бисер в стране закончился. Но нет. После бисероплетения началось следующее выступление: другая женщина стала говорить о том, что у них в центре помощи детям с ДЦП живут три хомяка: два белых, а один – рыжеватый.

ГОРДЕЕВА:Послушай, а что тебя так рассердило? Ты что, не знала, что в благотворительности участвует все-таки определенная категория людей? Это не срез общества и не вполне обычная выборка. Нормальные люди всю свою жизнь благотворительности не отдают.

ХАМАТОВА:Я это понимаю. Но мы собрались поговорить о проблемах и прийти к каким-то поворотным решениям, что-то изменить, чтобы двигаться дальше. А мы сидим и слушаем, что рыжеватого хомяка зовут Петя, а еще есть хомяк, у которого двойной нос, можете себе представить, Дмитрий Анатольевич? А он – не удивляется и не хохочет. Он внимательно и спокойно их слушает…

ГОРДЕЕВА:И, видимо, приходит к выводу, что они все, вернее вы все – чокнутые.

ХАМАТОВА:Не знаю, к каким выводам он приходит. Ради чего затевалась эта встреча, насколько она была важна, это всё тайна, которая уже никогда не откроется. Женщина не унимается: “И когда, Дмитрий Анатольевич, этот хомяк Вася встает в аквариуме, вы знаете, у него такие лапки смешные, вот так смотришь на свет, такие прожилки…” – говорит она, имея в виду, видимо, ценность реабилитационной программы с хомяками для детей с ДЦП. И я опять пытаюсь вникнуть в суть: может быть, хомяков кормить нечем, плодиться перестали? Какая связь между хомяками или бисером – и президентом страны? Так и не уловив смысл, опять пытаюсь встать и якобы громким поставленным голосом что-то сказать.

ГОРДЕЕВА:А вы там должны вставать?

ХАМАТОВА:Я вынуждена вставать, потому что меня иначе не видно. Все остальные могут говорить сидя. Я наказана, я сижу “на Камчатке”, сбоку. Я могу либо лечь грудью на стол и высунуться, либо встать. Я пытаюсь встать, но тут снова вступает женщина из провинции, и я снова стушевываюсь: ну не стану же я, как какая-то там звезда, расталкивать людей плечами и давить своим громким голосом. Сажусь и слушаю. Женщина представляет фонд пострадавших в ДТП. Она начинает плакать сразу. Она вообще не может сказать ни слова. Все терпеливо ждут, когда она справится со своими эмоциями и объяснит причину этих слез. Причиной слез оказывается… радость от того, что напротив нее сидит президент нашей страны Дмитрий Анатольевич! Она лепечет: “Сейчас-сейчас я успокоюсь. Просто такое бывает раз в жизни”, – и продолжает плакать. Все дипломатично молчат. Ждут. То и дело прерываясь на слезы, женщина эта начинает рассказ о том, что у них в доме живет тетя Сима, “вы знаете, мы ведь ходили к ней еще школьниками, она всегда готовила борщ. Вернее, даже не она готовила борщ, а борщ готовил ее муж дядя Вася. И этот борщ был такой вкусноты, потому что он добавлял туда…” Дальше она перечисляет все ингредиенты борща и переходит к тому, как дядя Вася вместе с еще одним соседом дядей Петей красили палисадник, около которого они ходили. Останавливается, опять плачет, продолжает… В конце концов уже и Медведев не выдерживает и, как будто очнувшись, произносит: “Давайте ближе к делу, пожалуйста, по благотворительности”. Она: “Конечно-конечно. Но вы поймите, это такое счастье сидеть рядом с вами”, – опять плачет и опять долго рассказывает о своем пионерском прошлом, о герани, которую растила тетя Клава, о трогательнейших своих соседях. Медведев, уже немного нервно: “Ну давайте всё-таки перейдем к сути вопроса”. Суть вопроса оказалась такова: муж и жена из этого города попали в аварию и “…представляете, Дмитрий Анатольевич, сейчас лежат в одной палате!” На что Дмитрий Анатольевич в изумлении: “И что?” А она: “Как же что, Дмитрий Анатольевич!” И опять заплакала, но, наверное, не просто от радости момента, но и от несправедливости. “Женщина и мужчина, даже если они муж и жена, не должны лежать в одной палате в больнице!” Это был итог речи.