Роуз Макгоуэн - Смелая

Но я также думаю, что это был мой способ пережить травму. Я могла бороться с голодом во имя совершенства как самозащиты. Я могла смириться с тем, что приходится говорить Уильяму, что люблю его, потому что я скрещивала пальцы и прятала их за спиной. Я начала его ненавидеть, но я проглатывала ненависть, потому что знала, что у меня нет альтернативного жилья.

К счастью, мы с Уильямом не часто занимались сексом. Приходилось спать как будто со сводным братом, если твой сводный брат кричит, ревнует, бушует. Это было странно. Я ненавидела это. Слезы текли по щекам, пока он прыгал на мне, крупные капли его пота падали и жгли мне глаза. Иногда я отворачивалась в сторону и плакала, но он не останавливался. Я просто вернулась к своему старому трюку, отделению от моего тела, смотрела сверху вниз на себя. Я решила действовать через секс. Я не знала, что такое оргазм, хотя глупые журналы всегда пишут о нем, но я поняла, что если я притворюсь хорошо, я могла быстрее остановить секс.

Это была я, имитация жизни.

В течение многих лет после этого я винила себя за жизнь с Уильямом. Я винила себя, как будто я взрослый человек, сделавший взрослый выбор, но я была еще ребенком. Ребенок, который был таким, таким напуганным перспективой снова стать бездомным.

Оглядываясь назад, я отдалась парню, которого едва знала. Но несмотря на то что я была брошена и злилась на это, теперь я понимаю, что, взрослея, как я, ты идешь туда, где можешь найти любовь, а если ты получаешь любовь только от мужчины, который говорит, что любит тебя, тогда девочка попадает в подобную историю. Ты заряжена на провал. Ты заряжена потерять жизнь. Об этом люди обычно не говорят в цикле насилия.

В то время пока я был занята, сжигая мой несуществующий жир, мама Уильяма скоропостижно скончалась. Я бы сказала, в течение трех дней Уильям потерял свои камушки. Проблема с зависимыми от тебя детьми в том, что, если ты внезапно уходишь – им конец. И ему был конец. Это было очень грустно.

Мы сразу же переехали в ее большой дом в Бел Эйр. Наш непростой альянс пошел глубоко на юг в тот момент. Уильям был без руля и совершенно не умел позаботиться о себе без своей матери. Я действительно чувствовала себя плохо из-за него. Но по мере того как он обращался к все более и более экстремальным препаратам для подавления боли, он стал рассеянным. Минуту быстро говорит и потом засыпает на двадцать четыре часа. Мне пришлось ходить на цыпочках. Случайная доброта, которую он мне показывал, случайная нежность в глазах полностью исчезла при употреблении наркотиков. Курить, нюхать, принимать таблетки, что угодно. Он начал исчезать в течение дня, затем ночи, затем три или четыре дня за раз, оставив меня без денег и без еды. Так как я была анорексичкой, это было вроде как нормально.

В тот период мне еще приходилось управлять домработницами и садовниками, проверяя, что они хорошо поработали. Даже хотя я жила в шикарном доме, у них было гораздо больше денег, чем у меня. Поскольку я возилась с анорексией, ум был занят другим, но правда в том, что я застряла в огромном особняке Беверли-Хиллз, который стал тюрьмой. Дом находился в каньоне, и идти было некуда. Я была одна. Уильяму нужно было все больше и больше денег на наркотики – я думаю, он начал принимать кокаин или метамфетамин – и он начал приходить домой, требуя от меня денег, забывая, что у меня нет никаких собственных денег.

Я позвонила отцу Уильяма, крупному руководителю, и попросила у него денег, чтобы он выбрался, уехал. Я попросила 500 долларов, потому что я думала, что это большие деньги. Но ответ отца всегда был большое жирное НЕТ. Через одного из друзей матери Уильяма мне удалось немного поработать над небольшой рекламой для Олстейт, страховой компании, но этого было недостаточно, чтобы снять квартиру или что-то еще, правда. Плюс, когда я обналичила чек, Уильям забрал деньги из моего тайника и потратил на наркотики. Тем временем папа купил Уильяму совершенно новый «Форд Эксплорер». Потому что это уместно. Побалуй своего сына, наркомана, новой машиной. Голливудское воспитание.

Однажды ночью я проснулась с руками на шее. Я закричала и при слабом освещении увидела, что это Уильям сжимает мое горло. Его глаза были черными. Никого не было дома. Я издала глубокий звук удушья, и он уловил его. Он сделал несколько шагов назад и посмотрел на руки. Я продолжала думать, что это был какой-то нелепый фильм, в котором я застряла. Он толкнул меня на пол и потащил за ворот. Я ругала его всеми матерными словами. Я боялась за свою жизнь. Он вытащил меня наружу, через внутренний дворик, и я споткнулась, пока он продолжал тащить меня по каменной брусчатке, сорвав мне два ногтя. Я закричала и молила его отпустить меня. Боль была очень острой, но я не чувствовала ее во всю силу, потому что я была в ярости. Я встала и похромала/побежала внутрь прачечной. Я вышла и хрясь! Я ударила Уильяма по голове метлой. Раздался звонок в дверь. Уильям подошел к ней. Я слышала британский акцент его отца. Конечно, он дал бы мне достаточно денег, чтобы уйти в этот раз. Уильям, держа дверь открытой на щелку и со мной плачущей на заднем плане, говорил своему отцу, что я расстроена из-за друга. Я начала кричать. Пока Уильям пытался скрыть доказательство моего следа крови, я кричала его отцу. «Пожалуйста, мне просто нужно уехать отсюда. Пожалуйста, просто помогите мне выбраться отсюда!» Вместо этого отец и Уильям закрыли тяжелую входную дверь и ушли, оставив меня истекать кровью.