Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

Осмотрели седло, коня, но не нашли ничего подозрительного: седло, веревки и два топора. Никаких мешков. Ребят отпустили восвояси. Домой они пришли ни живы ни мертвы.

Дней через десять, однако, в селе стали болтать, что Атанас и Стоян Семерджиев ходили к партизанам и за это их арестуют. Откуда взялась эта молва, кто пустил этот слух, мы так и не узнали, но ребята взяли с собой по котомке и ушли в лес.

Снег там уже был рыхлый. Кое-где появились прогалины, так что удавалось скрыть следы. Продукты и сельские новости я им передавала через Петра. Хотя Петру не исполнилось еще и пятнадцати лет, мы от него ничего не скрывали.

Прошло несколько дней, и выяснилось, что Атанас вне подозрений. Он вернулся. А Стоян ушел к партизанам…

Когда начались массовые аресты, муж мой Георгий и Митре Сеизов укрылись в оврагах Легоринце и вернулись уже после победы.

Через каждые день-два полиция приходила к нам с обыском. Около нашего дома устраивались засады, сновали патрули.

Однажды я натерпелась страху. Поздно вечером во двор ворвались агенты и полицейские. Я вышла на балкон.

— Спускайся вниз! — обратился ко мне Божил, играя пистолетом. — Твой муж и Сеизов вошли сюда. Где ты их спрятала?..

— Не приходили они, — ответила я.

А им кто-то сказал, будто видел Георгия и Митре, когда они входили к нам.

Меня вывели во двор и начали обыск. Шеине и еще один полицейский из Ракитово заглядывали в очаг и амбары, выстукивали стены погреба — ничего не нашли, но не успокоились.

Из комнаты вытащили Атанаса и Петра. Божил повел их к летней кухне (тогда у всех во дворах стояли летние кухни с большой печью). Божил и другие попрятались кто где, а меня поставили перед собой как заслон: если кто-нибудь притаился в печи, то чтобы не смог стрелять в них.

— Откройте печь! — приказал Божил моим сыновьям.

Атанас потянулся к заслонке, а полицейские нацелили туда свои автоматы и винтовки. Божил взвел курок пистолета. Атанас открыл заслонку, и все увидели черную пустоту. Полицейские еще больше рассвирепели. Не дай бог, если бы кошка или мышь там зашуршали, — как цыплят бы нас перебили и село подожгли.

— Забирайтесь внутрь и посмотрите, нет ли там кого-нибудь! — приказал Божил моим ребятам.

Атанас просунул голову в печь, но не полез. Тогда Шеине схватил его и стал заталкивать в печь. Петр бросился на помощь Атанасу и стал тянуть его назад.

— Хватайте и этого! — крикнул Божил.

Подскочил еще один полицейский, схватил Петра и тоже начал запихивать его в печь.

— Чего вы сами не лезете? Детей мучаете! — крикнула я Божилу.

Тут Шеине схватился за кочергу, и я поняла, что они задумали.

— Уби-й-цы! — завопила я. — Вы хотите сжечь их? Уби-й-цы!..

Божил схватил меня и фуражкой стал затыкать мне рот, но я его сильно толкнула и вырвалась. Дети тоже подняли шум. Наши соседи давно уже встали, но прятались — боялись подвернуться полицейским под горячую руку. Но когда поняли, в чем дело, сразу высыпали на улицу. Это и спасло моих детей…

Божил ударил меня сапогом по ногам. Я упала. Потом он три раза свистнул, и бандиты ушли. Только тогда я увидела, что кроме тех, кто находился во дворе, в поле за домом пряталось еще человек двадцать…

В день поминовения усопших перед самым рассветом кто-то постучал в ворота. Было уже тепло, и мы спали на веранде. Смотрю — а у ворот маячат двое полицейских.

— Вставайте! — раздался голос полицейского. — Соберите что-нибудь из барахла — мы вас высылаем из села.

— Что это такое? — спросила я.

Тот вытащил лист бумаги и начал читать приказ о высылке.

— Уж больно вы торопитесь! — заявила я ему. — У меня молодая невестка с младенцем. Ее муж в тюрьме… Надо подумать, на кого ее оставить.

Ну, собрала я детей, взяли мы продуктов, навьючили на себя одеяла и пошли.

Нас отвели в полицию. Туда же привели и других людей из Чепино, Лыджене и Каменицы. Потом нас посадили на телеги и повезли в Пещеру. Через дней десять мы очутились в селе Голям-Извор Разградской околии.

Местные крестьяне сначала встретили нас недружелюбно, но, разобравшись, что мы за люди, изменили свое отношение. Звали к себе в гости, охраняли нас от властей и не дали почувствовать нужды ни в чем. Атанас познакомился с несколькими парнями-коммунистами, и они стали налаживать работу в селе, да и в округе.

Ивана забрали в солдаты осенью сорок третьего, но он не пробыл в казарме и года. Несколько месяцев провел в Гюмюрджине, а после этого его перевели в школу санитаров в Шумене.