Йохан Кройфф - Моя жизнь

Для меня футбол – это эмоции. Будучи игроком, я даже представить себе не мог, что буду тратить время на подавление игры других, и я не хотел скучать, сидя на скамейке, поэтому всегда искал возможность улучшить игру. Как тренер я хотел получать удовольствие от самого себя, стремился к идеальному футболу. А результаты приходят потом сами. Где бы я ни работал, я хотел, чтобы люди, с которыми я работал вместе, говорили и думали о футболе. Целыми днями, если это возможно. В «Барселоне» очень не хватало этой всепоглощающей футбольной атмосферы. Никто ничем не мог поделиться. И эта атмосфера была главным, что я хотел дать клубу и его болельщикам. Хотел, чтобы они начали говорить о футболе, о том, как в него надо играть. Пусть даже сплетни и слухи будут о футболе.

Чтобы добиться этого, необходимо быть независимым в своих суждениях человеком, обладать свободным духом и большой упругостью. В моём представлении это как головоломка из проблем. Я вижу одну проблему и незамедлительно принимаюсь за её решение, но стараюсь решить её так, чтобы было легче разместить следующий элемент пазла. В конечном итоге такая стратегия себя оправдывает. В конце концов, ты имеешь дело с игрой. И очень даже классной игрой.

Конечно, клубная политика в «Барселоне» настораживала меня ещё сильнее, чем то, что происходило со мной как с тренером в «Аяксе», но, на мой взгляд, ситуация в «Барселоне» была даже ещё хуже, чем в Амстердаме. Клуб постоянно одолевали кризисы, за одним скандалом следовал другой. Команде удалось выиграть Ла Лигу лишь раз за последнюю дюжину лет, и уровень посещаемости упал почти до 40 тысяч зрителей в среднем на матче, хотя когда-то аудитория «Барсы» была вдвое большей. Так что я понимал, почему президент клуба Хосеп Луис Нуньес так жаждал заполучить меня в тренеры. Он по сути пытался спасти своё положение и сохранить должность. Он был президентом клуба с 1978 года, в который я из него ушёл игроком, и теперь он возвращал меня обратно. Он привёл меня в клуб не потому, что разделял мои взгляды на игру и поддерживал моё видение, он просто надеялся пополнить клубный музей трофеями. Для него я был инструментом политической борьбы. Я знал об этом заранее, но опыт работы в «Аяксе» подготовил меня, так что я загодя обозначил свои требования.

Одним из них было то, что в раздевалке единственным боссом и начальником буду я и никто другой. Не игроки, не совет директоров, я. Если менеджмент клуба что-то хочет со мной обсудить, я приду к ним в офис, но в раздевалке им не место. Я очень чётко прояснил этот момент Нуньесу с самого начала, понимая, что он не согласится пойти на мои условия. Президенты вроде него привыкли к тому, что все вокруг делают то, что они им велят, но я перевернул это его представление о вещах. Отчасти по этой причине у нас с ним никогда не было теплых взаимоотношений.

Все карты спутались на предсезонной презентации команды. Публика принялась аплодировать Нуньесу и свистеть в адрес Алешанко, которого я только что назначил капитаном команды. Я схватил микрофон и сказал болельщикам, что уйду из клуба прямо сейчас, если они не перестанут так себя вести. Причиной их реакции было то, что в ходе разногласий с клубным руководством Алешанко поддержал своих коллег-игроков. Он продемонстрировал характер, и именно в таком человеке я нуждался, чтобы вернуть «Барселону» на вершину игры. Так что я сразу сказал болельщикам, что не хочу иметь ничего общего с недавним прошлым «Барселоны». Прошлым, полным ненависти и зависти в рядах всех, кто имел отношение к клубу. Мне всё это было не интересно. Я не хотел работать в такой обстановке и попросил болельщиков поддержать моё стремление.

После этого я начал в открытую бросать прессе всё подряд. Было нужно, чтобы газеты наполнились «Барсой» снова, но в позитивном ключе. Я понял, что ты можешь работать либо в партнёрстве с прессой, либо враждуя с ней. Так что я сказал журналистам: «Я собираюсь вам помочь. Можете писать, анализировать и интерпретировать события как угодно, но если общаетесь непосредственно с нами, то, пожалуйста, очень точно записывайте всё, что будем говорить вам я и футболисты».

Наши тренировки никогда не проводились за закрытыми дверями. Для атмосферы в команде это было хорошо, и в результате связь команды с публикой только окрепла. Иногда я мог использовать это обстоятельство в свою пользу – например, если нужно было поставить на место какого-нибудь игрока. Скажем, в самом начале у меня был один игрок-правша, который очень высоко задирал нос, и я заставил его бить по воротам левой ногой. Мяч летел во все возможные стороны, только не туда, куда надо, и наблюдавшие за этим болельщики не могли удержаться от смеха. Так вот проблема решилась одним махом.