Зиновий Фазин - Санкт-Петербургская быль (Документальная повесть)

– Идите, идите, Вера Ивановна, – настаивал Владимир Ильич. – Вы хорошо потрудились, статью сегодня же пошлем в набор. Надо, чтоб она поскорее дошла до России.

О ней все думы в «Искре». О России. О России. О ее бедах, болях и надеждах.

Вера Ивановна отказалась уходить – ей хорошо в обществе Владимира Ильича; когда она беседует с ним, то, кажется, и ей передается заряд его энергии. Остался сидеть у Владимира Ильича и Блюм.

Пили чай, разговаривали.

Владимир Ильич был моложе своих гостей, и как раз о летах-то и шел разговор за столом. Вера Ивановна считала себя старухой и говорила, что до революции в России ей уже не дожить.

– Доживете, доживете, все доживем, – смеясь, возражал гостье Владимир Ильич. – Не за горами дело! Будет и на нашей улице праздник, будет!..

– Мне уж пятьдесят, помилуйте!

– Ну и что? Да и не похоже с виду. Правда, Блюм? Вера Ивановна отлично выглядит, по-моему. – Выйдя из-за стола, Владимир Ильич остановился у настенного календаря и продолжал: – А вы думаете, до перемен в России, которых мы все ждем, еще сто лет, Вера Ивановна?

– Не знаю сколько, – отозвалась она.

– Владимир Ильич, а скажите, неужели вам только тридцать? – спросил Блюм.

– В апреле пойдет тридцать второй.

– А кажется, вы старше.

Владимир Ильич действительно выглядел старше своих лет. И не бородка, не ранняя лысина создавали это впечатление, а что-то шедшее изнутри и сквозившее во всем: в выражении лица, разговоре, поведении. Чувствовалось, он далеко опередил свои года глубиной и широтой познаний и проницательной силой понимания природы вещей.

Вместе с тем в нем сохранялось много живой непосредственности и молодого задора. Он охотно и часто шутил, заразительно весело смеялся.

Блюм тоже подошел к календарю, пошуршал листочками.

– Позвольте, Вера Ивановна! – вдруг воскликнул он. – Ведь март пошел! А ваш процесс ведь тоже, помнится, был в марте…

– Да, – горько усмехнулась Засулич. – Я могла бы, пожалуй, отметить юбилей. Целых двадцать три года прошло! Но давайте лучше переменим тему. Не хочется мне прошлое ворошить.

– Не будем, ладно, – согласился Блюм и, однако же, спросил: – Вера Ивановна, скажите, а какова судьба Александрова? Говорят, он давно умер?

Владимир Ильич ответил вместо Веры Ивановны Блюму:

– Да, умер Александров, лет семь назад. Пострадал жестоко. Был выслан в провинцию и больше уж не поднялся. Увы, участь многих. Нелегко талантливым людям в самодержавной империи Александра Третьего, это мы знаем.

– А что Кони? – не унимался Блюм.

– Будет, будет, – махнул рукой Владимир Ильич. – Переменим тему, раз нас об этом просили. С сегодняшней почтой пришло письмо от Бабушкина. Что за умница человек!

Вере Ивановне, как видим, не хотелось больше и слышать ни о событиях, пережитых ею в 1878 году, ни даже о судьбе людей, сыгравших столь большую роль в ее жизни. Но, заканчивая нашу быль, мы-то обязаны хоть кое-что об этом сказать.

Да, Александров рано ушел из жизни, а мог бы еще многое сделать для России.

Пережил немало горьких дней после процесса по делу Засулич и Анатолий Федорович Кони. Он попал в опалу, с судейства вскоре ушел, но мало-помалу опять выбился наверх и даже стал сенатором.

Забегая вперед, скажем здесь же, чем кончил этот недюжинного ума человек.

Уже на склоне лет, в 1917 году, Анатолий Федорович стоял перед самым трудным выбором в своей жизни: оставаться со старой Россией, давшей ему все высшие чины, возможные в империи, или пойти с революционным народом. Выбрал Кони второе. Он нашел в себе силы приветствовать новую Россию, остался в ней, не бежал, как многие другие сановники, и до последних дней работал, писал, читал лекции, и когда в сентябре 1927 года его не стало, в ленинградской газете о нем написали:

«В лице Анатолия Федоровича сошел в могилу один из наиболее честных, передовых и одаренных общественно-культурных деятелей дореволюционной России. После Октябрьской революции Анатолий Федорович не остался в стороне от культурного строительства Советского государства, а отдал свои силы, опыт и знания советской науке и общественности».

А заодно уж в этих последних строках нашей были надо кое-что сказать и о дальнейшей судьбе Веры Ивановны Засулич.

В «Искре» она работала хорошо, но в спорах больше держала сторону Плеханова и в конце концов, после II съезда РСДРП в 1903 году, пошла с меньшевиками, с Плехановым, а в 1917 году, в отличие от Кони, новых перемен не поняла и не приняла.