Нея Зоркая - Как я стала киноведом

Каждый день долгих-долгих и прекрасных наших лет по утрам раздавался телефонный звонок Нейки: «Проверка на дорогах», — говорила она быстро. «Ой, Нея, у меня болит голова, у меня болит палец, и рука болит…» — «Только без этих симулянтств, — отвечала подруга. — Ваша нация уж известна своим нытьем. Еще при Моисее вы жаловались, что нечего есть, нечего пить, и просили вернуть вас в рабство!»

Между тем шла серьезная жизнь.

На первом же курсе нас отправили валить лес в деревню Дракино — помощь фронту. И вот тут Нея развернулась. Она по природе была лидером: есть и такое амплуа. Повсюду водила нашу гитисовскую ватагу. Столичная, показывала, как рубить дрова (а меня потом всю жизнь попрекала, что я будто бы грузила только «дрючки» — это, по-местному, сучки — а она будто бы бревна). Честнейшая, учила ночью воровать картошку с колхозных полей. Мало знавшим — читала наизусть Пушкина.

Так прошел наш первый военно-учебный год. И постепенно она сделалась нашим кумиром. Ее немного боялись и крепко любили. При ней нельзя было сделать плохого дела, совершить стыдный поступок. «А что скажет Нея?» — проносилось в голове. И побеждала мораль, побеждал стыд.

В последние ее годы мы обе преподавали в ГИТИСе, где когда-то учились. Она читала историю кино, я — театра. Казалось бы, связывавшая нас дружба нерушима. Но как же отчаянно мы спорили, как ссорились, как кричали на весь институт! Коллеги сбегались послушать, посмотреть на это диковинное представление. О чем спорили?

«Как ты можешь, — кричала Нея, — два часа говорить своим голосом? Как можешь полагать, что ты интереснее людям, чем все виртуальные открытия современной техники? Надо показывать кассеты, видеофильмы, программы, показывать лица великих актеров, давать слушать их голоса. Все равно Алла Тарасова уж получше тебя, Инночка».

«А как ты можешь, — в ответ вопила я, — в полной темноте мучить детей какими-то кинокадрами? Лишь через два часа коротко сообщая, что это был Мозжухин! Мы — лучше! — кричала я. — Весь смысл лекции — это артистизм, это демонстрация наших незаурядных педагогических личностей!»

«Давай-ка поскромней!» — заходилась Нейка.

И так до бесконечности.

Я все помню, Неечка. И как ты отважно подписала письмо в защиту первых наших диссидентов, имея на руках ребенка, сегодня прекрасную Машу. И как все бегали к тебе объяснять, что делать этого не надо. И как вместе со всеми бегала и я, противопоставляя свои маленькие бытовые советы твоей уже тогда осознанной справедливости. Ты на долгие дни, на месяцы прекратила со мной разговаривать. И даже теперь мне все еще стыдно.

Помню и наш последний долгий разговор. Я почему-то спросила тебя: «А как ты относишься к Колчаку?» Наконец я нашла мужчину, о котором можно поговорить в наши годы.

И раздался твой крик, знаменитый нейкин крик, от него дрожмя дрожали и стены, и люди: «А ты как относишься? У тебя все сознание, вся память из истории партии! „Табак скурился, погон свалился, правитель скрылся!“ Вишневская, когда же ты вылезешь, наконец, из этой коммунистической шелухи?»

Я помню, что сигналом твоего мобильника были позывные из фильма «Бумер». Я помню, как не просто любила, а обожала тебя молодежь. Как на кладбище плакали студенты… Как в твою честь и память они устроили грандиозный фестиваль молодого кино — умного, искрящегося талантом, ни на что не похожего, кроме одной тебя.

И вот я уже почти научилась без тебя жить. Только одна тревожная мысль не дает успокоиться: «А что скажет Нейка?»

Алла Сергеевна Демидова — Народная артистка России.

Воспоминания написаны для этой книги.

В конце 1970-х на Икше, под Дмитровом, был построен четырехэтажный дачный кооператив, где в свое время жили и Таривердиев, и Смоктуновский, и Лиознова, и Чурикова с Панфиловым, и много, много других знаменитых кинематографистов. Нея узнала про это поздно, к сожалению, но успела купить однокомнатную квартиру и втащила в дом меня, но только на правах аренды. Потом, когда Нея перебралась в двухкомнатную квартиру, мне досталась ее однокомнатная, я жила там довольно-таки долго.

Жизнь у нас была демократическая, все друг друга знали, но приезжали все-таки отдохнуть, и поэтому по негласному договору — если не встретишься глазами, то можно и не здороваться.

У нас с Неей обнаружилась сразу одна страсть: ходить в лес за грибами. Мы выходили из дому с корзинками и сразу же — Неин голос — прерывистый, с характерной хрипотцой: «Ну, давайте рассказывайте, Алла Сергеевна, что у вас там на Таганке нового?» И так вот переговариваясь, идем в лес часа на два, на три. С нами моя неизменная пуделиха Машка, которая в лесу бегает от меня к Нее и от Неи ко мне и боится нас растерять.