В 1943 году, правда, наметились некоторые подвижки. Государственное и военное руководство не раз собиралось на совещания, где речь шла о путях выхода из войны. Как писал об этом впоследствии Маннергейм, « 3 февраля, то есть на следующий день после того, как немцы сдались в плен в Сталинграде, в Ставку прибыли президент Рюти, премьер-министр Рангелл, а также министры Вальден и Таннер, чтобы узнать мою точку зрения на общую ситуацию. В процессе беседы мы пришли к единому мнению, что большая война подошла к решающему поворотному моменту и что Финляндии при первой подходящей возможности необходимо попытаться найти способ выхода из войны. Одновременно мы констатировали, что мощь Германии пока еще препятствует осуществить это решение на деле ».
Однако дискуссии напоминали хождение по заколдованному кругу не только из-за страха перед Германией: финны хотели мира, но не хотели отказываться от своих завоеваний. В Советский Союз через Стокгольм была направлена информация о том, что на границы 1940 года финны ни в коем случае не согласны. Но и идея возвращения к «старой границе» 1939 года одобрялась не всеми. Даже в условиях, когда германский Восточный фронт неумолимо покатился на запад, в Хельсинки все еще не могли умерить свои аппетиты. К числу сторонников удержания Восточной Карелии принадлежал и Маннергейм. Хотя особо ярые адепты «Великой Финляндии» были в 1943 году удалены из правительства, прокрастинация продолжалась.
Иногда казалось, что на горизонте забрезжила надежда. Как вспоминал Маннергейм, « летом 1943 года финское правительство изучало возможности заключения мира при посредничестве посольства США в Лиссабоне. В результате этих переговоров министр иностранных дел Рамзай направил в госдепартамент США письмо с заверением, что финская армия не станет выступать против американцев в том случае, если они после высадки в Северной Норвегии перенесут боевые действия на территорию Финляндии. Конечно же, я одобрил это обязательство. Я не располагал сведениями о том, насколько серьезно обсуждался вопрос о высадке американцев в Северной Норвегии, но, естественно, переговоры в Лиссабоне пробудили надежду на то, что на заключительном этапе войны в расстановку сил вмешается новый фактор, который умерит экспансионистские устремления Советского Союза ». Высадка американцев в Северной Норвегии была химерой с военной точки зрения, но, как известно, утопающие склонны хвататься за соломинку. А к концу 1943 года все очевиднее становилась простая истина: Третий рейх тонет и маленькая Финляндия вот-вот уйдет под воду вместе с ним.
В начале 1944 года финское руководство решило-таки наконец установить контакты с Советским Союзом. Однако время уже было упущено. Под Курском вермахт навсегда утратил стратегическую инициативу. Блокада Ленинграда была прорвана, а затем и снята окончательно. Советские войска освободили Украину и нацелились на Балканы. В этой ситуации у Сталина не было ровным счетом никаких стимулов идти на уступки финнам. Именно он был хозяином положения. Поэтому его условия были просты: финны должны признать свое поражение и действовать соответственно.
Переданные в Хельсинки советские предложения показались финскому руководству, все еще грезившему о почетном мире, ошеломляющими. В апреле они были отклонены. Значительную роль в этом сыграл опять же Маннергейм, все еще надеявшийся непонятно на что и отказывавшийся взглянуть в глаза реальной действительности. Вместо того чтобы искать пути выхода из войны, маршал форсировал строительство оборонительных рубежей. « Мира можно было достигнуть. Если бы Маннергейм, Рюти и правительство поддержали эту позицию, то финский народ одобрил бы ее », – писал впоследствии один из ведущих финских политиков. Однако ни Маннергейм, ни Рюти не собирались уступать. После этого обе стороны стали готовиться к решающей схватке.
« После прорыва блокады Ленинграда я почувствовал беспокойство по поводу того, что основная часть наших сил дислоцировалась в Восточной Карелии. Даже после того, как оттуда была переброшена группа частей на Карельский перешеек, в Восточной Карелии насчитывалось в целом девять дивизий и три бригады, тогда как на Карельском перешейке были шесть дивизий и две бригады, включая и бронетанковую дивизию. Однако ослабить войска в Восточной Карелии означало отказаться от всей этой территории, стратегическое значение которой было очень велико и передача которой была одним из наших козырей при заключении мира. В основе этих расчетов лежала понятная сама по себе надежда, что инженерные укрепления на перешейке окажутся достаточно сильным подкреплением небольшой численности войск, находящихся там », – писал Маннергейм в своих мемуарах. При чтении этого отрывка вспоминается знакомая с детства история про ловушку для обезьян. Засунув лапу в дупло, чтобы схватить банан, обезьяна была уже не в состоянии вытащить ее оттуда. То есть, конечно, она могла освободиться, но для этого надо было отпустить банан. На такую жертву обезьяна была неспособна и поэтому грустно сидела с засунутой в дупло лапой, пока не приходил охотник. Точно так же и финны крепко держались за Восточную Карелию, с грустью ожидали прихода советского «охотника», но отпустить добычу было выше их сил.
Читать дальше