Том Шон - Вуди Аллен. Комик с грустной душой

«В „Элис“ есть стиль, — сказал Аллен, — прекрасное мультяшное качество, в некоторой степени похожее на „Дни радио“». Съемки опять увидели возрождение перфекционизма режиссера, теперь в полном размахе. После съемок всего в течение шесть дней в ноябре 1989 года он понял, что у него нет годных кадров, и начал переснимать, он сходил с ума из-за неправильного угла съемок или внезапного проблеска белого платья Фэрроу из-под ее красного пальто, когда она гуляла по Центральному парку. «Все эта одержимость, это не перфекционизм, — настаивал он, — это побуждение — и все это не гарантирует, что фильм будет хоть сколько-нибудь хорошим».

Оригинальность, не дающая особой разницы, может быть — но фильм получился хорошим, очаровательная фантазия полного обновления в середине жизни. Критики фильм хвалили, но только как пустяк, следующий за «Преступлениями и проступками» с более сложной темой, в «Элис» режиссер играет в магическом реализме, что в «Другой женщине» и «Сентябре» воспринималось как сонная трагедия. Эта фантазия, быть может, слишком растянутая, продолжительность фильма увеличивается до необычно подробных 102 минут, пока Элис пьет травяные чаи акупунктуриста для того, чтобы исчезать и подглядывать за своим любовником-саксофонистом Джо (Джо Мантенья); чтобы вызвать призрака бойфренда Эда (Алек Болдуин), который ушел; исполнить волшебный полет над манхэттенскими небоскребами; прислушаться к совету необычайно опытной музы (Бернадетт Питерс) и уличить свою мать и сестру во лжи, опутывающих их семью. Магия, слишком расплывчато определенная, может показаться хилым замещением собственных приемов и желаний драматурга.

Но фильм работает, главным образом на руку Фэрроу, весь фильм, кажется, погружен в ее удивленный мышиный шепот. Вы прислушиваетесь, чтобы смотреть фильм. Ее величайший талант заключается в ее легковерности, она одна из самых великих верующих на экране. Это понял Роман Полански, когда он впервые открыл эти глаза на дьявольские происшествия в «Ребенке Розмари». Ее простодушие может быть особенно полезным для такого комедийного выдумщика, как Аллен, его сюжеты наполнены такими магическими элементами, как актеры, сходящие с экранов, и люди-хамелеоны, которые могут по желанию менять форму. Реакции Фэрроу: — чудесное сочетание сомнения и чуда, в котором никогда нет неверия, содержащее центральные элементы «Пурпурной розы Каира» и «Зелига». В «Элис» она раскрывает свои широкие глаза еще шире до тех пор, пока не кажется, что она готова заглотить весь мир целиком, хотя ее сцена с соблазнением с Мантеньей, в которой она понижает свой голос, чтобы расспросить его о мундштуках для саксофона («… мундштук, Джо, между губ…»), возможно, самая смешная вещь, которую она когда-либо играла. Она прекрасный ассистент Аллена в полностью магическом режиме. Можно рассматривать «Элис» как его прощальный подарок ей, прежде чем он магическим образом исчез.

Сценарий основан на одноактной пьесе Аллена «Смерть». Комедийная стилизация под «Процесс» Франца Кафки, фильм «Тени и туман» стали упражнением в чистой кинематографии — шанс для оператора Аллена Карло Ди Пальмы вместе с художником-постановщиком Санто Локвасто воссоздать серый мир теней немецких экспрессионистов при помощи использования тумана и приглушенных световых эффектов, чтобы создать поразительные очертания из прекрасного миража. «Трибьют Карло, — называл этот фильм Аллен. — Метафора фильма отчасти заключается в том, что как только вы выходите из дома ночью, складывается ощущение, что вся цивилизация исчезла… Город становится просто созданным по соглашению людей, он выполняет функцию чьего-то собственного внутреннего состояния. И реальная вещь, на которой ты живешь — это планета. Это безумная штука в природе. И вся это цивилизация, которая защищает тебя и позволяет тебе врать самому себе о жизни, искусственна и наложена на что-то еще».

К тому моменту этот фильм стал одним из самых дорогих его фильмов, изначально «Тени и туман» должен был сниматься при помощи моделей, но когда стало понятно, что это не работает, Аллен поручил своей команде построить в натуральную величину съемочную площадку площадью 26 тысяч футов в Kaufman Astoria Studios в Квинсе. Черпая вдохновение из изображений винтажного Парижа фотографа Эжена Атже и таких классических фильмов времен Веймара, как «Носферату» Ф. В. Мурнау (1922), «Безрадостный переулок» Г. В. Пабста (1925) и «М» Фритца Ланга (1931), они воссоздали часть старого европейского города, дополненного мрачными тупиковыми аллеями и церковью, которая была похожа на тюрьму, унылыми мощеными улицами, наполненными туманом. На самом деле, это был концентрат соевого соуса, который дымился из спрятанной бочки, что заставляло ипохондрика Аллена опасаться возникновения рака. Это были самые крупные декорации, когда-либо созданные в Нью-Йорке, и даже несмотря на это он переживал, что они недостаточно большие. «Когда строительство было закончено, мы понятия не имели, вдруг за неделю съемок мы исчерпаем всю эту съемочную площадку, и мы подумали: „Господи, нам нужно 10 таких площадок“».