Алексей Беляков - Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы

Алла училась в 496-й школе, которая находилась в Лавровом переулке, как раз рядом с Воронцовскими банями. Школа была новой и открылась именно тогда, когда наша героиня пошла в первый класс — в 1956 году (сейчас это пятиэтажное здание занимает Детский центр технического творчества). Класс Пугачёвой был большим и, что называется, трудным. «Мы все время качали права», — говорили одноклассники Аллы. Сама она тоже нередко проявляла строптивость, несмотря на регулярные нагоняи от Зинаиды Архиповны. Правда, за активность Аллу как-то выбрали старостой класса. Ее ценили в школе за музыкальное образование. Старшеклассники звали Пугачёву на свои вечера, чтобы она аккомпанировала их выступлениям. Понятно, какую зависть это обстоятельство вызывало у девчонок из ее класса. Она с ходу подбирала любые песни, но на публике сама петь не решалась. Отчасти и потому, что стеснялась щели между передними зубами. Поэтому, общаясь с мальчиками, улыбалась несколько неестественно, прикрывая верхней губой свой «недостаток».

«Во дворе Алла тоже всегда была заводилой, — вспоминал Евгений Борисович Пугачёв. — Я-то был маменькиным сынком, а она, наоборот, всегда общалась с местной шпаной». В районе Крестьянки на местную молодежь наводил страх парень по кличке Джага. (В молодежном журнале тут уместна была бы шутка про то, что Россия — родина регги, и дальнейшее дымное развитие этой темы, но это не наш жанр.) Кроме неприятной внешности, Джага славился еще и как обладатель «финки» — финского ножа, воспетого всей блатной лирикой. Но даже с вооруженным Джагой Алла разговаривала достаточно дерзко. Возможно, после этих диалогов у нее дрожали руки-ноги, но своей смелостью она всех поражала. Не зря ее любимым писателем в детстве был Аркадий Гайдар.

За крутой нрав Пугачёвой в округе было присвоено прозвище «фельдфебель». Когда кто-то из дворовых мальчишек отпустил дурацкую шутку насчет одноглазого Бориса Михайловича, Алла подошла к нему и негромко произнесла сквозь зубы: «Ну, теперь ты узнаешь, как жить без глаза…». Размахнулась и что есть силы ударила по лицу обидчика ее отца. С тех пор тот старался больше не сталкиваться с «этой психичкой Пугачёвой».

Как все девушки шестидесятых, она была чуточку влюблена в актера Олега Стриженова, из актрис ей нравились Одри Хепберн и Джина Лоллобриджида. Алла обменивалась с подружками открытками, фотографиями кумиров. Как все девушки всех времен, она вела дневник. Потом в момент какой-то мимолетной печали предала его огню. Вряд ли стоит сожалеть об утраченных письменах, выведенных быстрым и гладким почерком Пугачёвой в нежном возрасте: с точки зрения истории культуры они ценности не представляли. Такие дневники — всего лишь рукописная «кардиограмма» момента.

До старших классов в свободное от музыки и прогулок время Алла придумывала модели платьев. Она рисовала их на бумаге — очень старательно, цветными карандашами, тщательно изображая каждую сборку. И все это тоже пропало, увы. В противном случае Валентин Юдашкин получил бы немало источников для вдохновения.

Сама Пугачёва не раз рассказывала, что в подростковом возрасте у нее открылась вдруг странная аллергия — на цвета одежды. Просто буквально цветобоязнь:

«Я ничего не могла надеть, кроме черного. Это было ужасно. Школьная форма меня как-то спасала. Но не та, которая продавалась в магазинах. Приходилось подыскивать какой-то специальный материал и шить у портнихи. Каждый лоскуток проверяли — нет ли у меня на него аллергии. Как правило, от зеленого, красного, голубого меня начинало трясти. Надену платье, пять минут похожу — и впадаю в полуобморочное состояние, голова холодным потом покрывается.

Сколько врачей вызывали! Они заявляли, что это, конечно, аллергия, но какая — непонятно. Я все время говорила: „Мама, вот если б можно было стать знаменитой и поехать в другую страну, хоть на край света, чтобы вылечиться, как бы я была счастлива". Мама плакала и отвечала: „Ничего, девочка. Можно и из черного кофточку сделать!". И стала я свои черные вещички носить так, чтобы все думали, будто у меня полно нарядов, но я их просто не хочу надевать. Учителя спрашивали: „Что ж ты на вечер в такой одежде пришла?". Знали, что у меня родители достаточно обеспеченные. Так я еще порву на себе что-нибудь нарочно. Пусть все думают: какая же неряха, ведь может прилично одеться, а вон что на себя нацепила. Это была первая и самая сложная роль в моей жизни — изображать взбалмошную, счастливую и богатую…».