Михаил Шервуд - Женечка, Женька и Евгеша

В Новогоднюю ночь нашему отделению вне очереди достался караул (чтоб служба мёдом не казалась), а вся рота пошла к шефочкам. Обидно, конечно. Шефочки эти, да пёс ними, они солдат за людей не считают, ходят на эти встречи в порядке комсомольской дисциплины. Танцуешь с ней и буквально кожей чувствуешь, как ей противно танцевать с солдатом. Москаль верно сказал: «Я бы к ней на гражданке и на выстрел не подошёл. Небось, фигуру дома оставила, чтоб солдаты не видели. И ни одной книжки в руках не держала. Хорошо обструганный чурбан. Во всех смыслах чурбан.» Ну, Москаль у нас читака книжный, почти журналист, отчислили за драку аж с четвёртого курса. Кого-то не того стукнул. Он это хорошо умел, первый разряд по боксу, второй средний вес. По правде говоря, надо было очень хорошо постараться, чтобы Витька кого-то кулаком. Представляю, как его довели, если он стукнул не на ринге. За такой фокус мог запросто за решётку угодить, просто повезло, что в армию попал.

Караул, ну и караул, фиг с ним. Обидно, что вне очереди, то есть, в наказание. Мы-то все поняли, за что. Ну погоди, макарон, впереди целых три года.

Мне досталась смена с Кузей, Женькой и Евгешей. Ещё когда нас везли после развода в караул, Евгеша сказал, чтобы я протоптал дорожку вокруг пенька на своём посту. «Какую такую дорожку, ты чего, Евгеша?» - спрашиваю. А он со смехом: «Совсем дурак, смотрите, даже не притворяется.» Ну, я его и послал подальше. Иди, мол, прямо и не спотыкайся. Не совсем этими словами, но смысл такой же.

Смена наша была с двадцати трёх часов до часу, как раз Новый год должны были встретить на посту. Перед самым Новым годом подходят ко мне с соседних постов Кузя, Женька и Евгеша: «Вокруг пенька дорожку протоптал? Нет? Так чем ты занимался на посту целый час, лодырь чёртов?»

Поставили ёлочку на пенёк, рядом с ней деда Мороза с чем-то вроде ружья, свечечки зажгли. Кузя вытащил из кармана бутылку крем-соды местного разлива, Женька поставил на пенёк бумажные стаканы. Посмотрел на часы: Кузя, пора наливать. И ровно в полночь Женька произнёс тост: «Ну, солдаты, за Новый год, чтоб оставшиеся прошли по-быстрому, чтоб служба не была тяжкой. И за дружбу!»

Мы выпили лимонад, повесили автоматы на шею, положили руки друг другу на плечи и тихонько пели хороводом вокруг пенька песню про растущую в лесу ёлочку. Как она на праздник к нам пришла и много-много радости солдатам принесла.

Если бы нас засекли, нам бы устроили. Мы знали, что грубо нарушили. Но вот честное слово, столько лет прошло, целая жизнь, а этот Новый год вспоминается с такой, извините за выспренность, теплотой! Потому что служба давит особенно на психику, а этот Новый год стал отдушиной. Спасибо ребятам за праздник!

Первые месяцы службы, повторяю, самые тяжёлые. Это потом мы все освоились, а сначала было тяжко. В этом маленьком городке солдат почему-то активно не любили. Никогда такого не встречал ни до службы, ни после службы.

Помнится, мы шли по городу из бани. Я попросил разрешения помкомзвода купить пачку сигарет. Он ответил: «Впереди справа гастроном. До перекрёстка роту догнать. Бегом!» Вбегаю в магазин, а там длинный хвост очереди. Обращаюсь к людям: разрешите, мол, пожалуйста, пачку сигарет без очереди, а то рота уходит. И вся очередь с руганью в мой адрес. Ах ты, жаба поганая, живёте за наш счёт, собаки, да ещё без очереди прётесь. Вытолкайте, мужики, эту мразь, чтоб не воняла здесь. И сразу два любителя, расставив руки, двинулись ко мне: «А вот щас мы тебя, жаба!» Что делать? Пришлось чуть отойти в сторонку, встать поудобнее, и когда первый подошёл на дистанцию, сделал ему каблуком в грудь. Как учили. Получилось очень удачно, парень улетел в очередь, она застыла в удивлении, а я повернулся и прыжком с крыльца. Как раз подошла рота и я нырнул в строй.

Выскочившая очередь увидела роту в четыре шеренги, остановилась. Не лезть же им с кулаками на роту. Поорали матом, помахали кулаками. Очевидно, помкомвзвода ожидал чего-то подобного, потому что спросил: «Ну как, доволен?» - «Так точно, товарищ старший сержант, доволен!» - ответил я, а рота буквально заржала. Стало понятно, почему старшина отпускает в увольнение группами по четыре - пять человек.

Ну что за город такой поганый! До службы даже не подозревал, что, где-то так могут относиться к солдатам. Женечка объяснял: городишка всего около ста тысяч народа, а солдат аж двадцать тысяч. Куда ни пойди – везде солдаты. Идут по улице – орут песню «Когда поют солдаты, спокойно дети спят.» Тут мёртвый вскочит от таких воплей. Вот и создалось отношение. Не сразу, конечно. Хорошо, говорю, сами же они служат срочную? Да в городе стон стоит, когда пацаны на призыв идут: они же уверены, что на три года станут отверженными, неприкасаемыми. Ну, ладно, а после дембеля? Почему они все такие скоты? Вот этого, говорит, не знаю.