Эндрю Ллойд Уэббер - Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

Структура «Memory» не вполне привычна. Я намеренно три раза меняю тональность, чтобы оставить песню в лучшем диапазоне грудного вокала и достичь эмоционального эффекта от надрывного крика Гризабеллы. В версии для сингла, основанной непосредственно на тексте Элиота, исполнительнице приходится петь очень низко. Низкий регистр хорошо звучит, если исполнительница стоит вплотную к микрофону, но в театре этот эффект теряется. Так что в версии для сцены часть песни исполняется котенком на октаву выше. Такое решение позволило нам также усилить композицию визуально: противопоставляя невинность котенка упадку Гризабеллы. Но котята не должны исполнять тяжелый текст Элиота, так что для постановки нам пришлось заменить несколько строчек. Первой актрисой, исполнившей роль невинного котенка, стала Сара Брайтман.

Иски и военные действия со стороны бывшего соавтора были предотвращены. «Кошки» освоили пердпоказы и стали темой разговоров не только в Лондоне, но и на Бродвее. Через неделю после первого показа мы нашли недостающие инвестиции и даже увеличили их.Если бы я отличался умом и сообразительностью, то вложил бы часть своих денег, но мы с Сарой переживали, что находимся в каком-то странном состоянии вечного медового месяца, и это не может продолжаться вечно. Я получил письмо поддержки от Хала Принса, хоть он и предостерегал меня относительно звука. И правда, мы уже успели столкнуться с огромной проблемой – нательные микрофоны постоянно ломались из-за пота, который неизбежно на них попадал.

Видел «Кошек», это первоклассная работа. Позволь одно предостережение. Мы с трудом разбирали имена кошек, о которых шла речь. Будучи незнакомыми с первоисточником, мы несколько растерялись. В любом случае – Браво! Хал.

Наступил май, и мы с Кэмероном ругали себя за то, что так далеко перенесли премьеру. Когда бы в Лондоне не начиналась шумиха, «Кошки» были тут как тут. Впервые я почувствовал это на радиопередаче Би-би-си «Start the Week» в понедельник утром в день премьеры. Пренеприятнейший Кеннет Робинсон наехал на меня во время записи, сказав, что среди других вещей, которые он никогда раньше не видел на сцене Вест-Энда, были крайне непривлекательные девушки. Я практически со слезами в голосе ответил, что все причастные к шоу рисковали своими карьерами ради него и что мы думали, будто делаем что-то смелое и оригинальное. Этот инцидент вызвал волну поддержки в мою сторону со стороны прессы, и Робинсон извинился передо мной. Но ко мне вернулся страх, что «Кошки» – это мыльный пузырь, который скоро лопнет. Мы с Сарой думали, что проведем понедельник в ожидании триумфа, но мистер Робинсон сорвал наши планы.

ЛОНДОНСКАЯ ПРЕМЬЕРА «КОШЕК» до сих пор считается легендарной. И не только по очевидным причинам.В Британии критики обычно оценивали премьерный показ, а их бродвейские коллеги, наоборот, писали о предпоказе для прессы, который проходил на два дня раньше. Поэтому было крайне неприятно, когда после песни «The Jellicle Ball» из зала раздался крик «Барахло!». Оказалось, что кричал вдрызг пьяный мужчина, который каким-то образом умудрился купить один билет. Но это все равно не успокоило наши расшатанные нервы.

Во время второго акта мы с Сарой больше думали о неизбежной продаже дома, чем о неизбежных аплодисментах. Во время ООС [79]случилось непредвиденное. Старик Дьютерономи или, скорее, его исполнитель Брайан Блессид вышел на сцену и поднял руки. Зрители подумали, что он делает это, чтобы усилить аплодисменты, но он заорал: «Леди и джентльмены, пожалуйста, немедленно покиньте театр! Нам сообщили, что в здании заложена бомба!». Все посмотрели друг на друга с недоверием.

«Я прошу вас немедленно уйти!» – Старик Дьютерономи стянул парик, и образ кота мгновенно исчез. «Пожалуйста, покиньте театр! Сейчас!»

Мы с Сарой направились к служебному выходу, где стали свидетелями причудливой сцены: наши ошарашенные актеры в своих кошачьих одеяниях и гриме, толкаясь выбегали из здания, подгоняемые адреналином от премьерного показа. Очевидно, это было не место для слов: «Ты была великолепна, дорогуша». Откуда-то из толпы раздался американский акцент: «Это как когда “Чингисхан!” шел в “Альгамбре” [я намеренно изменил название шоу и театр]. Тогда тоже кто-то позвонил с заявлением, что “в здании бомба”, они очистили помещение, а потом тот шутник перезвонил со словами: “Я имел в виду, что у вас идет провальное шоу!”».

Сообщение о бомбе оказалось обманом, и вскоре мы смогли вернуться в театр. Но это происшествие, конечно, надолго испортило впечатление от премьеры. Я пытался подбодрить Сару, говоря, что, по крайней мере, это произошло не до «Memory». На вечеринке после премьеры все пытались казаться веселыми. В конце концов, шоу прошло именно так, как мы рассчитывали. Но веселиться не получилось. Тайлер Гатчелл прилетел из Нью-Йорка и признался, что не видит будущего на Бродвее. Тем не менее, тем вечером моя судьба, как и судьбы всех, кто был причастен к «Кошкам», изменилась навсегда.