Питер Мейл - Мои двадцать пять лет в Провансе

Подошедший официант поставил перед нами две узкие прямые рюмки с пастисом и рядом маленький запотевший графинчик. Фаригуль одобрительно кивнул: «Если графинчик запотел, значит воду охладили как следует». Он осторожно налил воду в рюмки, и мы стали смотреть, как пастис меняет цвет с коричневого на туманно-молочно-желтый. « Bon [74] Хорошо (фр.). . Так и должно быть. Это как материнское молоко для взрослых мужчин».

Хотя мы пили «Рикар», «le vrai pastis de Marseille» [75] Настоящий марсельский пастис (фр.). , первым пришло не желание вздрогнуть и сморщиться от сорока пяти градусов алкоголя, а более мягкое, нежное и куда более приятное ощущение яркого анисового вкуса. Склонив голову набок, Фаригуль взглянул на меня: «Ну как? Ваши впечатления? Лучше, чем теплое английское пиво?»

Конечно лучше. Я признался Фаригулю, что поражен, насколько легко пастис проскользнул в желудок. «В этом проявляется некоторое его коварство, – ответил он. – Вам кажется, что вы пьете невинную анисовую водичку, и забываете, что „Рикар“ в вашей рюмке имеет больше градусов, чем коньяк, водка и многие сорта виски». С этими словами он заказал нам еще по рюмке. Никогда еще мое образование не было столь приятным на вкус.

С нашей первой поездки в Прованс меня всегда поражало и даже обескураживало то, как местные жители обращаются со временем в различных ситуациях. Свидания и деловые встречи воспринимаются как интересная возможность, а не как обязательство. Пунктуальности в этом случае ожидать не приходится, если, конечно, речь не идет об обеде. Возможно, причины такого отношения следует искать в истории, когда Прованс был главным образом сельской местностью и природа была важнее часов. Но старые привычки живучи. Как и старые оправдания.

За многие годы нам доводилось слышать удивительно хитроумные объяснения, почему назначенная встреча откладывалась или пропускалась, почему девять часов в понедельник превращались в половину четвертого в четверг. Перед вами никогда не станут извиняться впрямую. Вообще, любые категоричные утверждения, как правило, избегаются. Оправдания бывают запутанные, с многочисленными отступлениями и подробностями. В конце концов вам самому волей-неволей становится жаль сантехника, который подвел вас из-за старушки-матери, маляра, которому испортил все кисти бестолковый помощник, или электрика, у которого в мозгу что-то отключилось и который явился, взяв неработающие инструменты (впрочем, тут тоже всегда виноват поставщик).

Другая проблема – непредсказуемое поведение мобильника, который в Провансе теперь есть у каждого. Если вы поинтересуетесь, почему вам не позвонили и заранее не предупредили о срыве договоренностей, вам предложат список мини-катастроф: телефон погрызла собака, он выпал из кармана рубашки и утонул в унитазе, его вместе с брюками по ошибке сдали в химчистку, его конфисковали жандармы за разговор во время вождения. Нигде мобильники не ведут такую полную опасностей жизнь, как в Провансе.

И все же, несмотря на неудобства от несостоявшихся встреч и продолжительных отсрочек, мне до́роги эти моменты. Изобретательность и нетривиальные актерские способности тех, кто сочиняет оправдания, с лихвой компенсируют урон, наносимый надеждам на упорядоченную жизнь. Но зато если вдруг все происходит, как планировалось (а такое иногда случается), у вас возникает чувство, будто вы выиграли в лотерею.

Хотя я уже упоминал этот замечательный вид спорта, которым всегда можно заняться на досуге, хочется вернуться к нему еще раз. Ибо одним из множества несомненных достоинств игры в шары является тот факт, что лишь некоторые способны играть по-настоящему хорошо, кто угодно может играть плохо и все могут получать удовольствие в качестве зрителей. Для некоторых эта игра привлекательна еще и потому, что относится к очень немногим спортивным соревнованиям, в которых участникам разрешается, а иногда даже настойчиво предлагается выпивать по ходу матча. «Одна рука для мяча, другая – для рюмки» – вот совет, который мне дали однажды. Даже произошедшее изменение правил игры говорит о том, что традиционно в нее играют расслабившись и не спеша.

В начале двадцатого века игроки должны были быть если не атлетами в строгом смысле слова, то, по крайней мере, достаточно мобильными. Они подбегали к линии броска с шаром в руке, чтобы тем самым придать шару ускорение и добросить до кошонета, находящегося в двадцати метрах от них. Увлеченный игрок в шары Жак Ленуар – для многих друзей просто Блэки – заболел ревматизмом. Он больше не мог бегать и, следовательно, играть, но все равно оставался преданным зрителем. И в глубине души игроком.