Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

— Гений! Новый Чекрыгин! — кричал Шаронов. — 0 великий русский космизм!

— Но это же бред! — возражали ему.

— Бред — двигатель прогресса!

Он телеграммой вызвал гения в Москву, они пропьянствовали неделю — тем и кончилось. Случались, правда, дельные предложения. Напримец кому-то пришла мысль за перевыполнение плана выдавать трудящимся премии не деревянными рублями, а бонами, которые получали советские заграничные труженики. Отоваривать чеки предлагалось в тех же самых ненавистных «Березках», переведенных на круглосуточный режим работы. По расчетам, производительность труда должна была взлететь на фантастическую высоту и обеспечить стране мощный рывок в соревновании экономических систем. Несли в редакцию и практические изобретения. Народный алхимик из Целинограда привез клей с красивым названием «Навсегдан», сваренный в гараже из подручных материалов. Чудо! Мазнули под ножками стула, и через пять минут оторвать мебель от пола не смог даже здоровенный Ренат Касимов, еще не покалеченный в Чечне. Съезжая из зубовского особняка, приклеенный стул так и оставили — он буквально врос в пол, оправдывая название клея. Умельцу вручили диплом и фотоаппарат «Зенит». Где он теперь, Кулибин? Пропал, наверное. Имелось у самородка еще одно изобретение, так сказать, внеконкурсное: капал какую-то хрень в метиловый спирт, и тот становился этиловым. Обпейся!

А после 1991-го люди сникли, разуверились, отупели, выживая, и не стало проектов скорейшего процветания, безумных идей блаженной справедливости, замысловатых подпольных изобретений. Ничего не стало. Слишком жестоким оказалось разочарование. Даже жалуются теперь в газету редко: не верят, что помогут. Несправедливость стала образом жизни. Гена попытался возродить знаменитую рубрику «Граждане, послушайте меня!». И что? Ни-че-го. Пришло несколько писем, в основном от психов. В редакцию ходят теперь только «чайники», от них не спасают ни охрана, ни кодовые замки…

С тех пор прошло три десятилетия, и даже сорокалетние уже не помнят, каким был Советский Союз в эпоху позднего застоя. И легко, в угоду чьему-то художественному вымыслу или намеренной клевете, готовы поверить, что это действительно была обреченная на слом страна.

Нам придется несколько раз надолго отвлекаться от собственно биографии Юрия Полякова, чтобы восстановить в памяти события далеких лет. Прежде всего потому, что кардинальные перемены в его судьбе совпали с кардинальными переменами в жизни страны. И все, что происходило тогда, так или иначе нашло отражение в его творчестве. В противном случае нам не удастся понять, почему именно книги этого писателя из сотен выходивших тогда в свет выделили, прочли, запомнили, а главное — не забыли по сей день современники.

В 1981-м на XXVI съезде КПСС Брежнев, которому оставалось жить чуть больше года, с огромным напряжением прочел, как обычно, отчетный доклад, в котором содержалась странная фраза: «Экономика должна быть экономной — таково требование времени». Этот тезис тут же стал политическим лозунгом, который, впрочем, непросто истолковать. Понятно, что страну призывали экономить, однако куда ведет экономная экономика и как она может обеспечить развитие страны? Короче, партия признала наличие проблем, не предлагая эффективных решений.

декламировали зарифмованные Поляковым строчки учащиеся ПТУ, приветствуя очередной съезд профсоюзов, собравшийся вскоре после партийного. Ничего необычного в том, что автор двух отложенных в долгий ящик повестей сочинил на заказ стихотворный официоз, не было. Как и в том, что выехавшие позднее за рубеж на ПМЖ Василий Аксенов и Владимир Войнович оказались в стройных рядах хорошо оплачиваемых авторов политиздатовской серии «Пламенные революционеры», а Андрей Синявский, известный за рубежом как Абрам Терц, публиковал в научных журналах статьи по проблемам социалистического реализма.

За стихотворное приветствие ВЦСПС выложил автору 800 рублей — немалые по тем временам деньги. Это была одна из разновидностей существовавших в ту пору подработок. В отличие от вышеназванных авторов принципиальных разногласий с советской властью у Полякова не было, и эту историю с профсоюзным приветствием он позднее охотно поведал в одном из своих иронических мемуаров…