Константин Писаренко: Елизавета Петровна

Однако три дня спустя информация просочилась за стены Коломенского дворца. Во время торжественного проведения по московским улицам шведов, плененных в битвах при Лесной и Полтаве, а также сдавшихся без боя у Переволочны, царь, до того веселившийся от души, внезапно переменился в лице и, развернув коня, помчался к городским воротам. Как позже выяснили любопытствующие, ему сообщили о серьезном ухудшении самочувствия фаворитки, медленно оправлявшейся от родов. К счастью, опасность быстро миновала. Впрочем, то, что подданные узнали о прибавлении в царском семействе, никак не повлияло на позицию Петра, который по-прежнему стремился не привлекать общественного внимания к собственной приватной жизни {1} 1 См.: Сборник Императорского Русского исторического общества (далее — Сборник РИО). Т. 50. СПб., 1886. С. 289–292; Юль Ю. Записки //Лавры Полтавы. М., 2001. С. 104–109. .

В итоге мы располагаем весьма скудными сведениями о нашей героине за период, предшествовавший венчанию ее родителей в 1712 году. Среди прочего неведома и дата ее крещения, известен только день тезоименитства — 5 сентября, память праведной Елисаветы, матери Иоанна Крестителя. В редких письмах любимой фаворитке Петр называл малышку, начавшую ползать на четвереньках, «четверной лапушкой», первый раз — 1 мая 1710 года, когда с флотом пробивался сквозь шхеры Финского залива к Выборгу. Похоже, за два месяца пребывания в Москве царь сильно привязался к младшей дочери и, покинув столицу, часто и с ностальгией вспоминал о крохе. «Поцалуй от меня маленких, а потом отдай поклон четверной лапушке, сестре и дочке», — отписал государь Екатерине 31 августа 1710 года с Харивалдая. Сестра — это царевна Наталья Алексеевна, дочка — Анна Петровна, родившаяся 27 февраля 1708 года, увы, в отсутствие отца, мотавшегося по западным окраинам страны в преддверии шведского вторжения. Старшую дочь Петр увидел лишь по приезде в Коломенское под утро 12 декабря 1709-го, всего за неделю до появления на свет Елизаветы. Девочка наверняка уже сама топала ножками, начинала говорить и отвыкала от грудного молока, так что понянчить ее царю не довелось. А вот «четверной лапушке» в этом смысле повезло. Не оттого ли в процитированном письме именно она получает первый поклон?

Впрочем, везение это было относительным. Государь и отец изо дня в день разъезжал по стране, воевал или планировал военные кампании, прочитывал кипы отчетов, рапортов и проектов, общался с бесчисленным множеством людей в разных концах державы и за границей, а в кругу семьи появлялся довольно редко. Так что Анна и Елизавета росли, почти не чувствуя отцовской опеки. Воспитывали их, учили ходить, говорить, познавать окружающий мир женщины — мать и тетка. Похоже, любознательная, имевшая передовые взгляды царевна Наталья Алексеевна первой заметила склонность младшей принцессы поступать не как все, подчас вопреки общепринятым нормам. Старшенькая, овладев русской грамотой, «изрядно» зубрила немецкий язык исключительно в прикладных целях — для общения с приезжими из Германии и Прибалтики. Ее сестра, тоже взявшая в руки немецкую азбуку в трехлетием возрасте, весной — летом 1713 года, продемонстрировала оригинальность — сделала немецкий язык домашним: обращалась на нем ко всем — и к родным, и к гостям, и к слугам. «Царевна Елизобет Петровна больше гаварит по-немецки, нежели по-русски», — то ли пожаловалась, то ли похвасталась Наталья Алексеевна в одном из писем «невестушке царице».

Затем пришел черед французского языка, который юная особа одолела годам к одиннадцати-двенадцати. Петр Великий нанял соответствующего учителя, думая о выгодном замужестве для дочерей (в числе потенциальных женихов был и юный французский король Людовик XV, с которым русский царь познакомился летом 1717 года во время официального визита в Париж). Однако процесс обучения потенциальных невест главному европейскому языку имел неожиданный побочный эффект: Елизавета Петровна пристрастилась к чтению французских книг, причем вовсе не любовных романов…

О первых пятнадцати годах жизни третьей русской императрицы исследователи пишут немного. Со ссылкой на мемуары иноземцев дочь Петра Великого признают первой красавицей как минимум русского двора, успешно освоившей два европейских языка и «прекрасные манеры». Вспоминают перипетии попыток ее просватать в 1722–1724 годах за «наихристианнейшего» государя, вежливо отклоненных регентами Франции Филиппом Орлеанским и Людовиком Бурбонским. Со слов Кампредона и голштинского камер-юнкера Фридриха Вильгельма Берхгольца, историки описывают церемонию «вступления в совершеннолетие» цесаревны, устроенную монархом в Москве 28 января 1722 года, и, естественно, подчеркивают легкомысленный, ветреный нрав принцессы, предпочитавшей развлечения и увеселения занятиям более серьезным. Основанием к тому послужили депеши дипломатов, дневник Берхгольца и «поденные записки» Александра Даниловича Меншикова, методично зафиксировавшие участие августейшей девицы во всех праздниках, торжествах и иных придворных забавах, как публичных, так и камерных {2} 2 См.: Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 10. М., 1956. С. 120, 317; Гистория Свейской войны (Поденная записка Петра Великого): В 2 вып. М., 2004. Вып. 1. С. 277–306, 320–325, 330–332; Юль Ю. Указ. соч. С. 140, 141; Сборник РИО. Т. 49. СПб., 1885. С. 38, 44, 120, 122, 185; Т. 50. С. 288; Т. 58. СПб., 1887. С. 115; Берхгольц Ф. В. Дневник камер-юнкера // Неистовый реформатор. М., 2000. С. 312; Болотина Н. Ю. Эпистолярное наследие женщин царской семьи (первая треть XVIII в.) // Российский архив (далее — РА). Вып. 20. М., 2011. С. 18, 21. .