Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Что ж, цесаревна пожинала то, что посеяла. Бросила вызов общественному мнению и, естественно, проиграла, несмотря на политический талант. Современники, возмущенные наглостью и беспринципностью дочери великого императора, подвергли ее остракизму. От бесстыдницы отвернулись все, кроме самых близких друзей, каковых были единицы. Недаром Елизавета в первой декаде сентября вслед за царским двором сбежала из Москвы, скрывшись от позора в селе Покровском, где и тосковала по утраченному.

По-видимому, тогда принцесса впервые по-настоящему познакомилась с сельским бытом, крестьянскими традициями, «мужицкими» привычками, пристрастилась к простонародной культуре — песням, кухне, манерам, почувствовала себя уютно среди собственных крепостных. Им не было дела до столичных передряг и слухов, репутации госпожи в придворных кругах, их волновали уборка урожая, заготовка дров, хлеба, иных запасов. И если молодая барыня отнеслась к ним с душой, помогала во всём, то почему они должны были чураться отзывчивой хозяйки? Сельчане стали для августейшей сироты надежным тылом и отдушиной. К ним цесаревна приезжала всякий раз, как появлялась возможность, и «гостила» подолгу, узнавая житейскую мудрость от стариков, подпевая занятым монотонной работой бабам, кружась в хороводе с девушками.

Между тем в Кремле решали, как лучше избавиться от беспутной девицы. В середине октября посланник Австрии Карл Франциск Вратислав, заручившись согласием императора Карла VI, предложил без особых проволочек обвенчать фройляйн с принцем Карлом Альбрехтом Бранденбург-Байрейтским и выпроводить из страны, тем более что цесаревну уже сватали за него в июне 1727 года и отказа не услышали. Остерман идею одобрил, однако высочайшей санкции не последовало. Елизавету об этом плане предупредила хорошая знакомая, служившая у голландского резидента. Новость сильно напугала отшельницу. Посчитав инициатором брачного проекта прусского посланника Г. Мардефельда, принцесса откомандировала к нему М. А. Румянцеву — настаивать, чтобы он оставил «такой труд», ибо «Ея Высочество вовсе не думает выходить замуж». Дипломат заверил, что непричастен к матримониальным хлопотам.

Цесаревна переполошилась не напрасно. Осенью 1728 года ей реально светил либо монастырь, либо немецкое захолустье. К счастью, и Остерман, и Долгоруковы, пожалев красавицу, остановились на втором, более мягком варианте — эмиграции посредством замужества. Но, к их удивлению, Петр II проект забраковал. Почему? Гофмейстеры пришли к выводу, что в этом виноват Бутурлин, «раб» Елизаветы и друг императора. Опала, постигшая цесаревну, на него не распространялась. Царь и генерал оказались товарищами по несчастью — страдали от неразделенной любви к одной женщине, что их еще больше сдружило. И, как истинные рыцари, они не опустились до мелкой мести предмету воздыхания. Бутурлин посоветовал не мстить, а государь с ним согласился. Так, похоже, интерпретировали ситуацию вице-канцлер и обер-камергер, потому что приложили максимум усилий, чтобы разлучить Бутурлина с тринадцатилетним Петром. Почти четыре месяца они убеждали тестя Бутурлина М. М. Голицына освободить его из-под своей опеки и дать какое-никакое самостоятельное задание. В апреле Бутурлину доверили передислокацию на Украину трех пехотных полков. В отсутствие соперника Иван Долгоруков нашептал государю что-то нехорошее про «раба» Елизаветы, и Петр II в гневе разжаловал генерала в подполковники, отобрал звезду и ленту ордена Святого Александра Невского и предписал отправиться на Каспий — усмирять горские народы {11} 11 См.: Записки дюка Лирийского и Бервикского. С. 42, 49, 57,62; Семнадцатый век. Кн. 2. С. 111, 115–118, 120, 121, 173, 180. .

Правда, на сей раз Остерман ошибся — Петр II и без Бутурлина не позволил добить цесаревну. Однако ее третировали, унижали, придирались по пустякам, сокращали денежное и материальное содержание, репрессировали друзей и преданных слуг — в общем, делали ее жизнь невыносимой с единственной целью: чтобы она сама попросила об отъезде в чужие края в качестве чьей-либо невесты. Елизавета стойко сносила унижения, придирки, потери. Только однажды поколебалась — или притворилась, что колеблется. В первые дни декабря 1728 года, когда вынужденное венчание выглядело неминуемым, она попробовала спутать Остерману карты. Цесаревна поинтересовалась у польского посланника Иоганна Лефорта, где сейчас обретается Мориц Саксонский и не собирается ли в Москву. Примерно за полгода до этого внебрачный сын короля Августа II и будущий маршал Франции тоже искал руки прекраснейшей из принцесс. Разумеется, Остерман поручил супруге Лефорта аккуратно разведать, правильно ли он понял намек цесаревны. «Разведка» продлилась до середины марта. К тому времени девушка поняла, что кто-то при дворе покровительствует ей, и на давление вице-канцлера ответила дерзостью.