Салия Кахаватте - Свидание с жизнью вслепую

В то время я жил в Ганновере в доме моего друга Роберта, который учился в интернате в Лотте у моих родителей. Родители Роберта были очень приятными и внимательными людьми. С мамой я редко созванивался. Постоянные конфликты с отцом негативно сказались на ее душевном и физическом состоянии. Пока она восстанавливалась в клинике, отец сбежал. Он вернулся обратно на Шри-Ланку. Ни мама, ни сестра не испытывали горечи по случаю его исчезновения, а я и подавно. Но вот что действительно было болезненно, так это то обстоятельство, что отец прихватил с собой все деньги. Все счета были вычищены, все страховки аннулированы. Очевидно, он долго подготавливал свое бегство. Маме он оставил только дом с долгами. Одновременно с этим из-за болезни мама потеряла работу. Мне было невыносимо жаль ее. Единственной поддержкой, которую я мог предложить ей из далекого Ганновера, – это дать понять, что со всем справлюсь сам.

Первого августа 1989 года я официально стал стажером и гордым квартиросъемщиком. Теперь я жил в квартире, которая перешла мне от другого стажера. В крошечной комнате с кухонной нишей стоял холодильник, старая посудомойка и платяной шкаф. Кроватью служил гимнастический коврик, на котором я раскладывал спальный мешок. Остальную мебель я притащил с мебельной свалки. Моя новая, самостоятельная жизнь была волнующей. И хотя я привык к довольно хорошим условиям, спартанский быт не напрягал меня. На Шри-Ланке я знавал многих людей, влачивших жалкое существование на улице. Все их имущество составляли лохмотья, надетые на них. По сравнению с ними я жил как король. У меня была крыша над головой, работа, и три раза в день я бесплатно питался в гостинице.

Проблематичным было лишь то, что аренда квартиры сжирала как мою зарплату – в первый год она составляла 350 немецких марок, – так и материальную помощь в 150 марок. Чтобы иметь деньги на проезд и не голодать в выходные, я подрабатывал. То я работал помощником на кухне в закусочной, то официантом в соседней гостинице. Должен признаться, что иногда приворовывал там продукты. На развлечения и одежду денег совсем не оставалось.

Учебным планом было предусмотрено, чтобы два месяца я проработал помощником горничной. Для любого непростое занятие, а для меня существовала и дополнительная трудность, связанная с чисткой зеркал. Значительное увеличение количества расходуемых тряпок горничная заметила незадолго до окончания срока моей работы помощником, но виновника, к счастью, ей не удалось вычислить.

Потом меня распределили в ресторан. Я обрадовался «повышению» и предвкушал радость от общения с гостями гостиницы, но реальность снова отрезвила меня. В графике напротив моего имени всегда значилось «ДС», сокращение от «двойная смена» – коварное изобретение специалиста по развитию персонала. Теоретически это значило, что смена делится на две части, между которыми продолжительная пауза. А фактически – нескончаемый рабочий день. Я начинал в десять часов утра с уборки остатков шведского стола, потом должен был пылесосить весь ресторан. Хоть я очень старался, но часто после меня оставалась парочка соринок, поэтому к выговорам начальства я скоро привык. Закончив пылесосить, я торопился накрыть столы к обеду. Мне все приходилось делать в спешке. А частенько постояльцы появлялись до начала обеда. «Поторапливайся, господа уже ждут. Тут тебе не дом престарелых», – шипел на меня менеджер ресторана. Как и моему отцу, ему явно доставляло удовольствие посрамлять меня в присутствии посторонних.

В мои обязанности также входило сервировать напитки и убирать грязную посуду. Чаевых мне не давали. Чаевые от гостей получали только официанты, закончившие обучение, а в этом отеле не было принято поровну распределять их между всеми сотрудниками ресторана.

Когда гости расходились, ученикам разрешалось доесть остатки со шведского стола. Шеф часто не давал нам спокойно пообедать, читая лекции по новым правилам сервировки стола. Своей показной манерой говорить он напоминал квакающую учительницу из мультфильма «Снупи и мелочь пузатая», чей голос звучал как приглушенная труба. Мне, Чарли Брауну и его друзьям этот спектакль порядком надоел. «Да заткни ты уже свою пасть», – тихо шептал я, уткнувшись в свой холодный, липкий обед.

Потом надо было опять убирать и чистить ресторан. В конце концов у меня оставалось всего два часа свободного времени. Ехать домой не имело смысла, потому что я жил слишком далеко. Часто я оставался в отеле и помогал другим стажерам в баре или конференц-зале. Ужины в ресторане проходили так же, как и обеды, только тянулись дольше. Бывало, я освобождался только к полуночи. Выжатый как лимон, я ехал домой на последнем трамвае, и то если повезет. Все чаще случалось, что старший официант вымещал на мне свое плохое настроение. Без видимых причин он заставлял меня убирать все с уже накрытых к завтраку столов, переворачивать и ставить на столешницы стулья и полировать их ножки – в нашем ресторане было сто двадцать посадочных мест. После этого я аккуратно расставлял стулья и заново сервировал столы. В результате мне не удавалось управиться вовремя. Уставший и поникший, я пешком шел домой.