Андрей Стученко - Завидная наша судьба

Так заканчивался последний день войны. А с наступлением сумерек, когда все войска уже знали о начавшейся капитуляции врага, стало твориться что-то неописуемое.

Крики «ура», автоматные очереди, хлопки бесчисленных ракет... Объятия, поцелуи, радостные возгласы, лихая пляска тут же, у траншей, песни... Стихия безудержного восторга захватила людей. Ликование продолжалось весь вечер, всю ночь.

Но после первых часов радости и бурного восторга многие загрустили, а у некоторых появились и слезы. До боли было жаль тех, кто не дожил до радостного дня победы.

Вспомнились нам наши дорогие боевые товарищи — и Доватор, и Александр Матросов, и Андронников, и Жилина, и Хриченко и многие другие, чью гибель так тяжело переживали. В эти минуты припомнился мне и мой заместитель по тылу Зенцов, который в августе 1941 года рядом со мной скакал в атаку и упал с коня, сраженный пулей рыжего фельдфебеля.

Моя шашка тогда воздала должное за гибель Зенцова. Но в эти минуты радости и торжества победы над врагом я почему-то вспомнил, как Зенцов четыре года назад перед боем, в котором он погиб, настойчиво приглашал меня после войны приехать к нему в Тулу, познакомиться с его семьей и вместе отпраздновать победу, в которую он свято верил.

Не довелось ему встречать меня в Туле и встретить праздник победы, которой он так страстно желал.

Вспомнилось, как Володя Андронников, оставшийся лежать в земле латышского городка Мадоны, хотел после войны учиться в Академии имени М. В. Фрунзе и как высказывал эти мечты в короткие передышки между боями. Вспомнилось и многое другое о боевых товарищах — друзьях, оставшихся навсегда лежать на полях сражений.

Вечная слава, вечная память им!

Утро 9 мая доставило всем нам много хлопот. Сдавалась вся 290-я пехотная дивизия во главе с командиром дивизии полковником Фретчером. Сдался и штаб 2-го армейского корпуса, но без командира корпуса генерал-лейтенанта Гаузе и начальника штаба. Куда они делись, я до сих пор не знаю. За первые два дня капитуляции штаб корпуса принял и учел восемь тысяч пятьсот человек. Сдавались гитлеровцы охотно, с молниеносной быстротой выполняли любое наше требование. Особенно когда побежденные убедились, что по отношению к ним советские солдаты и офицеры проявляют большую гуманность и не допускают ни одного случая грубости.

Мы даже временно оставили немцам их военную организацию и всех командиров. Видя это, пленные успокоились, и тревога за свою судьбу сменилась уверенностью, что их не тронут и все обойдется благополучно. Повеселели, стали охотно вступать в разговоры и отвечать на вопросы, утверждая, что они давно убедились: война проиграна и надо ее скорее кончать.

— Господин генерал! — обращается Ко мне через переводчика Фретчер, когда я подошел к группе штабных офицеров. — Позвольте поблагодарить вас, ваших офицеров и солдат за гуманное отношение к нам. Если так будет и дальше, то нам только остается пожалеть, что мы не сдались вам раньше.

— Хорошо, что вы осознали это, господин полковник. Правда, несколько поздновато...

Фретчер смущенно улыбнулся, развел руками...

Объезжаю расположение немецких частей.

На лесных полянах толпятся массы пленных: складывают в большие кучи оружие, одновременно сортируя его по видам.

В одном месте наша машина застряла в грязи. Не успели опомниться, как сразу же несколько немцев бросились к машине, мигом вытащили ее.

10 мая корпусу была поставлена задача прочесать полуостров с юга на север, выловить всех гитлеровцев, укрывшихся в лесах, учесть все склады и военное имущество. На другое утро все три дивизии были развернуты в боевые цепи и двинулись в леса.

В распоряжение корпуса был выделен самолет По-2. Я почти не расставался с ним. С воздуха прекрасно просматривалась вся местность, наши движущиеся цепи. С самолета я и руководил действиями частей, наблюдал за ходом коротких боев (без них не обошлось).

Не раз после посадки на плоскостях и в фюзеляже мы обнаруживали пробоины от разрывных немецких пуль. Однажды пулями перебило расчалку крыла и исковеркало тягу рулевого управления. Но все обошлось благополучно.

16 мая очистка лесов в отведенной корпусу полосе была закончена. Дополнительно взяли в плен около трех тысяч солдат и офицеров. Немцы почти не оказывали сопротивления. Но изменники, составлявшие 19-ю дивизию СС, и недобитые власовцы редко сдавались добровольно. Приходилось применять оружие, а когда появились у нас убитые, мы стали беспощадными к врагу. С болью в сердце хоронили товарищей, павших в бою уже после окончания войны. Это было очень тяжело. Во время войны так остро не чувствовались утраты, как в эти первые послевоенные дни.