Андрей Стученко - Завидная наша судьба

У многих попавших к нам пленных на левом рукаве была нашита лента с надписью: «Курляндия». Выяснилось, что это почетный отличительный знак. Всем защитникам Курляндского полуострова фюрер пообещал по окончании войны дать во владение большие земельные участки и даже усадьбы. Угрозы и посулы действовали: гитлеровцы дрались крепко, почти не отступали, правда, и отходить им было некуда — позади море.

Войскам нашего 2-го Прибалтийского фронта, как и соседнего — 1-го Прибалтийского, директивой Ставки от 13 января предписывалось блокировать группу армий «Курляндия» и воспретить ей переброску дивизий на другие участки советско-германского фронта.

Активные действия наших войск держали фашистов в постоянном напряжении.

Особенно жестокие бои разгорелись во второй половине марта юго-западнее города Салдус. Гитлеровцы хорошо укрепились. Даже на болотах построили дзоты. В дополнение к ним поставили танки и самоходки, соорудив для них специальные капониры. Между огневыми точками курсировали самоходные орудия. Такие полосы оборонительных рубежей повторялись через каждые полтора — два километра и были очень устойчивы.

Нам приходилось учитывать особенности обороны противника, основанной на опорных броневых пунктах, и создавать новые тактические приемы для борьбы с ней (штурмовые и блокирующие группы, группы прорыва, боевого обеспечения).

Нельзя не отметить, что курляндская группировка немцев располагала большим количеством боеприпасов, в том числе артиллерийских снарядов и мин, в которых мы испытывали большую нужду. Но наш солдат и тут выходил из положения. Стали использовать трофейные боеприпасы и оружие. Нам, конечно, требовалось не вооружение, его было достаточно. Но, к сожалению, боеприпасы противника не подходили к нашему оружию, потому и приходилось использовать трофейное. Били врага его же оружием.

Мартовские бои не принесли нам особого успеха. Посыпались неприятности. Фронт и Ставка искали виновных. В нашей армии были заменены начальник штаба армии и два (из трех) командира корпуса, что вряд ли принесло пользу. Это, видимо, было осознано и теми, кто принимал решение о замене руководства, ибо через месяц, если не раньше, нам вернули старого начальника штаба армии и одного командира корпуса.

К концу марта противник особенно активизировал свои действия и беспрерывными контратаками создал очень тяжелое положение для моего соседа — 7-го стрелкового корпуса. Полторы его дивизии к 27 марта оказались почти в полном окружении.

В тот же день на участке 7-го стрелкового корпуса гитлеровцы перешли в наступление с целью завершить окружение 8-й Панфиловской дивизии, что им и удалось сделать. События развивались так. 26 марта комкор 7-го генерал А. Д. Кулешов связался со мной и попросил приехать на его КП. Через час я был у Кулешова. Он показал на карте положение 8-й Панфиловской дивизии и одного полка 47-й стрелковой дивизии, которые оказались как бы в кувшине с открытым горлом (ширина горла не более восьмисот метров).

— Я очень встревожен, — говорит Кулешов, — раздвинуть горло у меня нечем. Прошу командарма помочь, иначе немцы могут закрыть горло и панфиловцы вместе с полком другой дивизии окажутся в окружении.

— Ну, а что Казаков?

— Советует не паниковать...

Во время нашего разговора в блиндаж вошел неожиданно приехавший командарм. Удивился, увидев меня. Я объяснил, что меня привело сюда беспокойство за соседа, и попросил разрешения оказать помощь Кулешову своей 22-й гвардейской стрелковой дивизией, которая находилась в резерве в пятнадцати километрах от КП Кулешова. Порекомендовав мне не беспокоиться и готовить 22-ю для своих дел, командарм уехал.

— Помоги! — снова просит Кулешов.

— Вводить в бой я ничего не имею права, а вот подтянуть поближе к твоему кувшину часть двадцать второй и штрафной батальон, видимо, надо. Сделаю это сегодня же ночью.

Приехав на свой НП, я немедленно отдал соответствующее распоряжение. На рассвете 27 марта немцы ударили с флангов и перекрыли горло кувшина. Вслед за тем по окруженным был открыт сильный минометный огонь.

Через несколько часов по указанию командарма я вводил в бой 65-й гвардейский стрелковый полк под командованием полковника Коваленко и штрафной батальон. Окружение удалось ликвидировать.

Вскоре после этих событий по распоряжению Ставки совершилось слияние двух фронтов — Ленинградского и 2-го Прибалтийского — в один, Ленинградский, под командованием Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова.