Большаков задачу выполнил, но при этом потерял двух товарищей и сам был дважды ранен. Через несколько дней я нашел героя в медсанбате и вручил ему орден солдатской Славы.
В том же году Л. А. Большаков стал офицером. Будучи уже старшим лейтенантом, он в конце войны потерял в одном из боев правую руку. Но не сдал Леонид Александрович. Получил техническое образование, работает сейчас прорабом на строительстве в Сочи. В 1966 году, отдыхая в Сочи, я нашел этого замечательного сына нашей Родины. Встреча была волнующей.
Леонид Александрович принес мне свои ордена и медали, а когда взял орден Славы, который получил от меня в медсанбате, на глазах у него выступили слезы. Не скрою, то же переживал и я, пришлось достать носовой платок.
Но возвратимся к событиям в Опочке.
* * *
К утру город был в наших руках. Народ высыпал на улицы. Истосковавшиеся по своим, советские люди трогательно приветствовали нас, обнимали, целовали. Большое любопытство вызвали у горожан наши погоны. Ведь в начале войны воинские звания у нас различались по знакам на петлицах (треугольники, кубики, прямоугольники-шпалы, ромбы и маленькие золотые генеральские звездочки). И вдруг погоны! Некоторые даже спрашивали:
— А вы Красная Армия? Та, что до войны была, или другая какая?
Мы в ответ улыбались и разъясняли, что именно та самая — родная советскому народу.
Темпы продвижения стали совсем низкими. Мы уже не смогли оторваться от главных сил 10-й гвардейской армии, нас подпирали дивизии. Наша подвижная группа уже была вершиной клина, а не иглой, далеко выброшенной вперед. И все из-за того, что каждый километр приходились брать с бою.
19-ю дивизию СС мы давно уже разбили, но появлялись новые немецкие дивизии: 126, 93 и 69-я... В боях выходили из строя машины. Их становилось у нас все меньше. Да и людей осталось немного.
23 июля в бою за Люцин (Лудзу) нас постигла тяжелая утрата. Был тяжело ранен мой заместитель по политчасти полковник Александр Иванович Хриченко. Утром мне доложили, что он в тяжелом состоянии и очень хочет повидаться со мной.
— Сколько до госпиталя?
— Километров тридцать пять.
— Машину! И быстрей!
Передав командование заместителю, я помчался в госпиталь. Соскочив на ходу с машины, бросаюсь к врачам.
— Ну что? Как Хриченко?
Молчание.
— А где он?
Александр Иванович лежал точно живой.
— Что же ты, друг мой, не дождался победы?
Целую холодный лоб. Жгучие слезы полились из глаз.
Вернулся ночью. В память погибшего друга задал такой десятиминутный салют из всей артиллерии и минометов, что, когда бросились в атаку, то почти без потерь захватили город. А на другой день на городской площади похоронили мы Александра Ивановича. (Позже останки были перенесены на братское кладбище. За могилой любовно ухаживают горожане.)
* * *
Наконец-то мы на ближних подступах к городу Резекне. В ночь на 26 июля перед решительной атакой была произведена разведка боем, и очень удачно. Мы взяли пленных. У одного из них — немецкого офицера — оказалась карта обороны подступов к городу. Этот ценнейший документ был немедленно направлен в штаб армии, а затем в штаб фронта.
27 июля не только мы, войска 10-й армии, но и других армий почти одновременно ворвались в город и овладели им. В этот день войсками нашего же 2-го Прибалтийского фронта был взят и город Даугавпилс (Двинск). Народ радовался нашим успехам, и эту победу Москва отметила двадцатью залпами из двухсот двадцати четырех орудий. В Резекне население латышское, но немало здесь и русских, которое жили в городе еще с дореволюционного времени. И те и другие встречали нас восторженно, как спасителей, как истинно родных людей.
А потом опять тяжелые бои с частями 10-го и 50-го армейских корпусов 18-й немецкой армии группы армий «Север».
Город Мадона, чистенький небольшой латышский городок, уже был перед нашими глазами. Части 126-й немецкой пехотной дивизии, не выдерживая натиска советских гвардейцев, после упорных боев сдавали одну позицию за другой. И вдруг, когда мы уже считали, что еще один натиск — и город будет наш, появилась свежая 132-я пехотная дивизия немцев. Ее удар, нанесенный нам в лоб и частью сил во фланг, поставил нас в тяжелое положение. Два дня мы отбивали яростные контратаки, и только подход 30-й гвардейской стрелковой дивизии 9 августа облегчил наше положение. От отражения контратак мы смогли перейти к решительному маневру на обход города с северо-востока, перерезав железную дорогу Цесвайне — Мадона. В этих боях опять отличился И. М. Третьяк — теперь уже майор, командир 93-го полка, — за что был представлен к званию Героя Советского Союза.
Читать дальше