Андрей Стученко - Завидная наша судьба

— Что тут такое? — спросил он. — Чего это вы разбушевались?

— Товарищ комкор! — с надрывом сказал адъютант. — Тут Стученко с разъездом хочет вас в плен взять.

— Какой там еще плен, что за чепуха такая?

— Вы — наш «противник», — поясняю я.

— Да ты что, молодец, с ума сошел? Своего комкора в плен брать! Ты что хочешь, чтобы завтра все куры смеялись над нами? Давай-ка уводи своих хлопцев.

— Не могу. Мы должны взять вас в плен.

— Вот чудак. Да я же твой комкор. Как ты меня возьмешь? Может, на цепи поведешь?

Тут уж я растерялся. Действительно, неудобно получается. Не поведу же я комкора под конвоем... Сраму и смеху будет на весь округ.

Оставили мы комкора в покое. Но на штаб группы напали и переполох наделали страшный, правда, потом и сами еле ноги унесли: спасли быстрые кони да кавалерийская лихость.

Дивизия тем временем нанесла сокрушительный удар во фланг «противнику» и изрядно потрепала его. Наш рейд-разведку признали успешной, все участники ее были награждены. Особенно высоко оценили нападение на штаб. Но о захвате домика Семена Константиновича мы умолчали. Правда, слухи об этом случае ходили после, но воспринимались как забавный анекдот.

Красива древняя река Сож. Красив и раскинувшийся по левому ее берегу утопающий в зелени город Гомель. Поэтому, когда меня назначили командиром пулеметного эскадрона в 31-й Белореченский кавалерийский полк нашей же 6-й кавдивизии, расположенный в Гомеле, я был в восторге.

Люди в эскадроне оказались хорошие, и у меня сразу же установились прекрасные отношения со всеми, кроме двух командиров взводов (всего их было пять). Оба эти взводные служили еще в царской армии корнетами, были лет на десять старше меня и задирали нос невыносимо. Они всячески пытались игнорировать и высмеивать мои приказания, задавали каверзные, провокационные вопросы. Дружба с ними никак не получалась, несмотря на все мои старания. Чашу терпения переполнило поведение «бывших» на стрельбище. Стреляют их взводы, стреляют плохо, а они оба лежат на травке, покуривают и похлопывают стеками по голенищам сапог. Возмущенный, подхожу к ним. Говорю как можно спокойнее:

— Неважно стреляют ваши взводы. Не мешало бы вам поинтересоваться, почему так плохо стреляют.

Один из бывших корнетов нехотя поднял голову и процедил сквозь зубы:

— А нам все равно. Выслуживаться не собираемся.

— Встать! — командую я, теряя терпение.

Не поднимаются.

— Встать! — уже резко и зло повторяю команду. Реакция та же самая. А за происходящим внимательно наблюдают младшие командиры и красноармейцы. Дело уже касается моего командирского авторитета.

— Товарищ Федоренко! — обращаюсь я к своему замполиту. — Примите от арестованных шашки и револьверы!

Видя, что мне не до шуток, оба виновника медленно и нехотя поднимаются. Даже пытаются извиниться. Но я не слушаю их. Объявив, что они арестованы на двое суток, приказываю им отправиться на гауптвахту. Командир полка Андрей Никанорович Сидельников, узнав, в чем дело, добавил еще от себя трое суток каждому.

После отсидки оба бывших корнета вскоре были переведены от нас. Служба моя в дальнейшем продолжалась без каких-либо осложнений. Эскадрон вскоре занял ведущее место в дивизии, в 1932 году даже получил всеармейскую премию за отличные показатели в огневой подготовке. Немалую роль в успехах эскадрона сыграл мой заместитель по политчасти Филипп Федоренко [12] Героически погиб в годы Великой Отечественной войны. — Прим. авт. . До этого он командовал взводом в этом же эскадроне, знал людей, являлся отличным строевиком. Это был человек требовательный, но чудесной души, и люди к нему тянулись со всеми своими горестями и радостями.

Через некоторое время я стал замечать, что ко мне присматриваются начальник штаба дивизии Феодосий Константинович Корженевич [13] В годы Великой Отечественной войны — генерал-лейтенант, начальник штаба 3-го, а затем 4-го Украинских фронтов. — Прим. авт. и сам комдив Леонид Яковлевич Вайнер. Наш комдив, надо сказать, был человек незаурядный, и я просто не могу его забыть. Знающий генерал, блестящий организатор, умный и чуткий человек, Леонид Яковлевич пользовался всеобщей любовью и уважением.

Ф. К. Корженевич

Итак, чувствуя пристальное внимание к моей скромной особе, я не на шутку стал тревожиться: «Уж не в штаб ли меня прочат?» Но тут же успокаивал себя: «Какой из меня штабной командир!..»