Коллектив авторов - Седые дети войны - Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Поселили в барак шесть семей. В основном были орловские с области и г. Орла. На следующий день родителей погнали на работу на завод. В лагере были русские, французы, поляки. В лагере была столовая. Давали есть каштановую баланду, кольраби и 100 граммов хлеба. На кухне работали две кухарки из Хорватии и немки. Мы, дети, бегали по лагерю, а в основном возле кухни. Там нет-нет, да что-то дадут поесть эти хорватки. А еще они чистили картошку для себя как на терке, а отходы выбрасывали, и мы расхватывали эти отходы, приносили в барак и на буржуйке пекли. В то время все было сладко.

Однажды нас позвали хорватки на кухню и велели мыть котлы, а котлы были больше нас. Мы мыли эти котлы и, правда, они нас полюбили и давали нам есть что сами ели. И еще давали с собой в барак и хлеба, и картошки для родителей.

Когда наши стали подходить к Берлину, а город Финов, где был наш лагерь, недалеко от Берлина, нас стали выгонять из лагеря. Куда нас погнали, мы не знали. Догнали до леса, а там немцев полно. Нас там и бросили. Стали подходить ближе наши войска, немцы стали выходить с белыми флагами. Стрельба прекратилась.

Помаленьку мы стали выбираться из этого леса, а идти не знаем куда. Сколько было радости, когда встретили своих, а 9 мая, как сейчас помню, день был солнечным, теплым и наши солдаты сказали, что война окончилась. В августе 1945 г. мы вернулись на Родину.

Пчелкин Александр Андреевич

г. Киров Калужской области

Мне было 11 лет, когда 4-го октября 1941 г. наше село Гнездилово Спас-Деменского района было оккупировано немцами. Гнездилово расположено на большаке Ельня — Всходы — Вязьма. В период ожесточенных боев летом 1941 г. под Ельней через наше село день и ночь шли пехотные части. Под руководством Г. К. Жукова немцы были выбиты из Ельни 6-го сентября 1941 г. Однако удержать инициативу нашим войскам не удалось.

Немецкая комендатура сразу стала наводить «порядок» в селе. Расклеенные приказы заканчивались, как правило, угрозой расстрела. Мальчишки нашего села шныряли в окрестных лесах, оказывали помощь нашим бойцам-окруженцам, как правило, хлебом, картошкой, показом нужного направления движения к своим войскам. В лесах было много различного оружия, боеприпасов. Все это мы собирали, прятали в лесах. Трудно это было делать, немцы нас неоднократно обстреливали. Просто чудом обходилось без потерь. Немцы хорошо видели, по ком вели стрельбу. В лес мы ходили с ведром, корзиной.

Когда в феврале 1942 г. наша местность стала партизанской зоной, мы, подростки, были в большом почете у партизан. Каждый день мы выходили в лес, и по нашей указке партизаны раскапывали снег и добывали оружие. Немцы предпринимали попытки ликвидировать партизан, но до середины лета 1942 г. партизанская зона жила. Все это в дальнейшем, видно, сыграло роль в угоне жителей в Рославль.

В один из холодных дней начала марта 1943 года фашисты стали собирать селян на «собрание». Мы, не подозревая ничего плохого, собирались в центре села. Ждали, что сейчас сделают объявление и распустят по домам. Но с этой минуты начался наш путь в Германию. Молча, под угрозы фашистов и их окрики, понукания, 25 километров к деревне Ново-Александровской шли женщины с детьми, многие были на руках у старших, подростки. Здесь всех прибывших с округи закрыли в сараях на ночь. Холод, страх не давали сомкнуть глаз. Дети плакали, прижимались к матерям.

Рославльский лагерь, который располагался в поле на западной части города, встретил нарами-полуземлянками. Наша часть лагеря отделялась от военнопленных полосой метров в пять и двумя рядами колючей проволоки. Люди как-то приспосабливались вести разговор с другого лагеря. Получали сведения, кто еще жив остался, кто погиб в боях в партизанской зоне. В основном здесь была молодежь, патриоты своей Родины.

Как правило, за день собранная информация выливалась в слезы. Женщины оплакивали своих мужей, сынов, близких родных. К погибшим в боях прибавлялись умершие здесь, в Рославле. Кормили нас плохо, а военнопленных и того хуже. Мать, на руках у которой была еще и моя пятилетняя сестра, как могла оберегала нас. Кормили коричневой баландой из брюквы, от которой болели животы. Очень редко давали что-то наподобие хлеба.

Месяца через два нас в пешем порядке колонной человек 300 погнали на Бобруйск. Помню, ночевали в Кричеве. Прибыли под вечер. Холод, голод заставили нас с другом Ивановым Николаем идти и со слезами просить разрешения у конвоира что-то выпросить на ужин у местных жителей. Мы, мол, никуда не уйдем, наши мамы остаются под охраной. Разрешили. Этот городок мне запал в память по двум причинам: нам дали квашеной капусты и вареной картошки, вдоволь мы наелись и накормили своих мам. Уж очень вкусная еда была. Люди делились последним. Вторая менее радостная. Мы обратились с вопросом к полицейскому, в какой дом повернее зайти в поисках еды, но начали мы свой вопрос со слов «товарищ по-лицейский...», эти слова привели блюстителя порядка в ярость. Был он с большой собакой. Поливая нас бранью, он начал нас травить псом. Собака бросилась на нас с лаем, но не кусала. Естественно, мы от страха кричали. Мы даже не поняли, кто нас защитил. Этот случай и сейчас вызывает чувство гнева. Мы с другом встретили двуногого зверя в обличье человека. Возраст этого изверга был, видно, за сорок, то есть не молодой.