Александр Феклисов - Признание разведчика

Перл остался в моей памяти как высокий, представительный, элегантно одетый мужчина. Он обладал приятным тембром голоса, говорил неторопливо, явно взвешивая каждое слово.

Мы оба остались довольны нашей продолжительной беседой. Перл приглашал снова приехать к нему в Кливленд. Он подвез меня к вокзалу и мы по-дружески расстались.

На платформе меня встретил Михаил и передал мне моток пленок. Еще раз тепло поблагодарив его и Аню, я сел в поезд.

В вагоне мне досталось спальное место во втором ярусе. Забравшись туда по лесенке, я застегнул плотные шторы на все пуговицы. Надел пижаму. Моток пленок я завернул в полотенце, положил на нижнюю часть груди под пижамой, повернулся на бок лицом к стенке и попытался заснуть. Но спал я неспокойно, часто просыпался с мыслью, целы ли пленки. Они были на месте.

До Нью-Йорка доехал без приключений. В тот же день вечером я доложил Квасникову о поездке. Он одобрил проведенные беседы с Перлом и Сидоровичами. «Теперь нам стало яснее, как действуют наши друзья в Кливленде», — сказал он.

От Перла поступали подробные материалы о новейших военных самолетах и ракетной технике. В частности, мы получили от него полную документацию о первом американском реактивном истребителе П-80 («Падающая звезда»), построенном компанией «Локхид».

Однажды на дежурной короткой встрече Аня Сидорович передала мне моток не проявленных пленок. «Уилли просил обратить внимание на то, что в материалах есть кое-что особо интересное для вас», — добавила она.

В резидентуре я проявил пленки и стал искать «кое-что интересное», и обнаружил два совершенно секретных отчета советских ученых по реактивной технике на русском языке. В них было много дифференциальных и интегральных вычислений, совершенно непонятных для нас. Вскоре Центр дал указание резидентуре выяснить, каким образом советские секретные отчеты попали на объект Перла. Источнику этого сделать не удалось, но скорее всего они были поучены американской разведкой в Советском Союзе.

Работа с Перлом и Сидоровичами доставляла истинное удовлетворение как мне, так и резиденту Квасникову. Каково же было наше удивление, когда месяца через три-четыре после того, как эта цепочка была налажена, из Центра неожиданно пришло письмо следующего содержания:

«За необдуманные и поспешные действия по организации переезда Майкла Сидоровича и созданию у него конспиративной квартиры, а также за самовольную выдачу пятисот долларов на переезд без разрешения Центра Квасникову объявляется выговор. При повторении подобных действий в дальнейшем такие расходы будут покрываться за счет личной зарплаты Квасникова».

Леонид Романович был невообразимо возмущен. Ведь мы старались сохранить и обезопасить ценного агента, понимая, что нужны контрмеры против небывалой активности ФБР. И вот тебе! Наказали за инициативу, за самостоятельность действий.

На другого разведчика такой начальственный окрик Центра мог бы подействовать угнетающе, но только не на Квасникова! Он не сомневался в своей правоте и полезности проделанной нами работы. Резидент написал вышестоящему руководству Центра обстоятельное, глубоко мотивированное объяснение, в котором поставил вопрос об отмене незаслуженного выговора. Однако никакого ответа не последовало.

Лишь год спустя мы получили письмо из Центра: «Создав конспиративную квартиру, резидентура проделала весьма полезную работу, в частности, с Перлом. От него получено большое количество материалов, представляющих большую ценность для нашей промышленности».

Далее сообщалось, что за истекший год от источника было поучено 98 секретных законченных научно-исследовательских работ объемом более 5000 страниц. Из них 50 процентов получили оценку «весьма ценные», 40 — «ценные» и 10 — «представляющие информационный интерес».

Таким образом, жизнь подтвердила правильность действий резидентуры. Но, увы, в письме Центра никакого ответа на направленный Квасниковым рапорт так и не было.

Мортон Собелл — мы с Квасниковым всегда называли его «тихоней» — американец, родился в 1918 г. в Нью-Йорке, окончил инженерный факультет городского колледжа. В годы учебы Собелл, так же как многие из его однокурсников, заинтересовался социалистическим учением. Там же он познакомился с Юлиусом Розенбергом. Они быстро подружились. И хотя после окончания колледжа жизнь развела их по разным городам, время от времени Морти — так называли Собелла друзья — приезжал в Нью-Йорк к родным и навещал Юлиуса.