Олег Шишкин - Шесть рассказов об исчезновении и смертях

У мясных рядов на десяток человек, связанных ремнями, был свален предназначенный для укрепления городской стены камень, который тянули четыре быка. Люди умерли в страшных мучениях, но это было лишь начало страданий вечных. Один из этих низких людей стонал и весь следующий день, но голос его был слаб и не столь пронзителен, как в первые часы.

В то же время анатолийские конники Петра Варды затоптали тысячу человек, загнанных на ипподром палочными ударами разъярённых жителей Константинополя, тут же закрывших ворота за спиной нечестивых, а затем поспешивших на трибуны, чтобы сполна насладиться торжеством смерти. Они радостно кричали, тряся руками над головой, когда кто-то из обречённых безуспешно прыгал, пытаясь схватиться за кромку пятиметровой стены, окружавшей ристалище. Но взрыв восторга был во сто крат сильней, если пика протыкала тело, а меч отсекал голову [16] Приказ Петра Варды был лаконичен и тверд: «Растоптать!» За применение боевого оружия во время священного возмездия он бичевал каждого пятого солдата. .

Возле влахернского дворца около сорока нечестивцев во главе с одноглазым Павлом Монофилактом, пьяницей и ничтожным лжепророком, укрылось в заброшенной часовне, примыкавшей вплотную к дровяным складам. Из её окон они пускали стрелы, метали дротики, сквернословили, браня синклит, патриарха, пророча Константинополю мор и разорение.

Но праведный гнев всё же настиг их. Несколько смелых юношей под градом камней облили подножие часовни и склада нефтью, другие сбросили к стенам вязанки хвороста, а когда огненный столб, похожий на змея, взвился к небу, все услышали, как горящие дружно затянули:

Многие из инокоборцев во время случившегося бросились с кровли, иные умерли от страха.

В час, когда распрягают быков, царственный город был уже очищен от скверны. Возмущённый люд угомонился, разбежался по домам, усталый от кровавой жатвы. Все крамольники были либо умерщвлены, растерзаны, либо смертельно изранены.

Но несколько всё же уцелело. Заточённые в одиночные камеры Галатской тюрьмы, подавленные происшедшим, со страхом и смятением ожидали разрешения своей судьбы: Фёдор Геропол, Нерсес Далас, Михаил Кига, Леонтий Эгина, Георгий Дадиан, Ефрем Агафа, Демьян Воила [17] Он написал пять книг: «О падших бесах», «Символ», «О сущности бога», «О видимом боге» (вместе с Федором Герополом), «О неизображенном», «О ликах». Он мудр и мягок, в делах сметлив, проворен, пишет о нем Веревил Сидонский, но тут же добавляет, что Воила столь был неистов в неприятии икон, что его до сих пор подозревают в тайном осквернении храма мученицы Феклы и даже в убийстве своего оппонента — Григория Кератия, совершенном глубокой ночью через четыре дня спустя после «студитских прений». . В начале четвёртой стражи все они были схвачены полицейскими ищейками ночного Эпарха в шестнадцатом порожнём амбаре городского зернохранилища. Причиной столь молниеносного ареста, раскрытия тайного убежища, а потом и заточения в преторию, послужило гнусное предательство алчного Гектора Пирона, владельца суконной лавки на улице Мессы, бывшего сотоварища обречённых [18] Спустя семь дней тело предателя, исколотое ножами, было найдено в сточной канаве за городской стеной. В его больших разбухших кулаках и даже во рту дрожали пучки высохшей травы. .

О Галатской тюрьме лучше всего сказано у сладкоречивого Андрея Малейского в описании главных узилищ: «Эти темницы источают смрад, воздух там тяжек и влажен. На потолках высоких и потрескавшихся — маленькие дыры, откуда падает свет. Стража по ночам выливает в них ушаты воды. Стены зелены от мха. Кругом нечистоты. Вода сочится из камней, потолка, везде лужи. Узилище обладает круглой формой или формой цилиндра. Здесь всегда водятся чёрные крысы. От их писка нельзя уснуть. Бывало так, что лица больных и обессиленных под утро были изуродованы этими тварями. Многие с прогрызенными животами погибали до казни, почему правосудие не могло свершиться».

В таком же цилиндре был заточён Демьян Воила. Дьякон, бывший хранитель скритория. Он сидел на деревянном лежаке без ножек, запрокинув голову, слегка раскачиваясь, прижав к себе ноги, обхватив их плотно руками, что-то мычал или стонал. Может, оттого, что на нём не было живого места? А может, вспомнил старый диспут в Студитском монастыре, перешедший затем в кулачный бой между иконопочитателями и инокохулителями. Стоя посередине монастырского двора напротив Григория Кератия, Воила уже не мог ничего сказать. За каждым из спорщиков сгрудились «их люди». Воила оцепенел. Он чувствовал, как бессильно, словно плети болтались в рукавах его руки. Кератий лукаво смотрел на него и вдруг крикнул что есть духу: «Символ выше слова!!!», страшно заржал, стал мотать головой, кривляться. Выслушав всё это, Воила закрыл глаза, зажал руками уши, а потом стал громко, монотонно повторять, раскачиваясь из стороны в сторону всем телом: «Бог есть дух! Бог есть дух! Бог есть дух!» То же подхватили и его люди. Скоро полилась кровь.