Владимир Жуков - Страда и праздник

Еле переведя дух от бега, с еще большей силой ощущая боль в ноге, он сразу, без лишних слов протянул часовому пропуск, и тот почтительно посторонился в дверях, пристукнул прикладом. Показал пропуск и начальнику караула, рослому молодцу со светлым чубом, не умещавшимся под фуражкой, — этот сидел за столом и преспокойно читал газету; пропуск он внимательно изучил тоже сидя и лишь потом встал, справился, что угодно.

— Немедленно выделите мне десять солдат. Надо отбить у мятежников мой автомобиль и шофера… Это недалеко здесь. Они сделали попытку меня арестовать.

Начальник караула сложил бумажку пропуска по сгибам, вернул, зачем-то выдвинул и снова задвинул абсолютно пустой ящик стола.

— Не могу.

— Как так? Ведь угонят! Наличие автомобиля усилит противника!

— Может быть. Но меня поставили здесь охранять телеграф, а не гоняться за автомобилями.

Боль в ноге не проходила, теперь болела и рука, которой он, видимо, оперся, когда коснулся каменных плит тротуара. Взялся другой рукой за край стола, сказал, как мог, твердо:

— Я вам приказываю!

И на эти слова чубатый не прореагировал.

— Приказывать начальнику караула может только лицо, которое его поставило сюда. Пришлите новый караул и командуйте им, как хотите!

— Ну что ж, я постараюсь это сделать.

Подбельский, прихрамывая, выскочил из караулки. Следом послышались шаги, он сразу не понял, что его догоняют, но в коридоре кто-то окликнул, и он, досадуя на задержку, остановился. Невзрачного вида солдат в выгоревшей, застиранной рубахе и такой же, совсем потерявшей защитный цвет, фуражке подбежал с радостным видом, прижимая руки к бокам, отрекомендовался:

— Я вот… Цыганов. Не помните? Ну, в октябрьские дни к вам в Моссовет приходил. Дождь еще, помню… Вместе, товарищ комиссар, в санитарной карете сюда ехали… чиновников усмирять от саботажа…

Подбельскому было трудно перестроиться, отойти от своих недавних забот, и он отозвался торопливо:

— Да, да, как же. Помню.

— Нет, вы как следует представьте, — настаивал солдат. — Цыганов моя фамилия. Дождь, помню, как из ведра, шинель аж до нитки промокла. А Никита Морозов, начальник караула, говорит, чтоб без комиссара не возвертался! Я двое суток тогда совсем не спал, сижу у вас там в комнате, вы совещаетесь, а я и заснул на стуле…

Подбельский улыбнулся.

— А верно! Вспомнил, хорошо теперь вспомнил… И вот тот, — он кивнул в сторону караулки, — и есть Никита Морозов?

— Где там! С чехословаками Морозов воюет. А этот — Матвеев, тоже строгий человек. Мы раньше, до революции, в пятьдесят шестом запасном служили, а потом переформировки, то да се, теперь в первом караульном полку… Я слышал, вы просили Матвеева подмогу дать. Ну, автомобиль ваш… Так он не может, Матвеев. Вы лучше у нас в Покровских казармах спросите, там — разом! Хоть роту, хоть целый батальон.

Подбельский покачал головой.

— Мне только и не хватает отправиться в Покровские казармы. На полдороге к ним все и случилось, возле Чистых прудов. — Он помолчал секунду, решительно прибавил: — Ну хорошо, товарищ. Спасибо за поддержку. Стойте тут крепко!

Он миновал часового. Сошел с крыльца. Наступавшие сумерки умерили жару, но воздух был душный, пахло пылью и, похоже, липовым цветом, — наверное, этот запах несло ветерком с недалеких бульваров. Решил идти в противоположную сторону, чтобы Кривоколенным переулком выбраться на Мясницкую, и там уже рядом — Милютинский.

На начальника караула, так решительно не признавшего над собой никакой власти, он уже не сердился. В сущности, это даже хорошо, что тут, на телеграфе, все так спокойно и надежно, он ведь сам хотел спокойствия и надежности. Но автомобиль! Автомобиль и судьба шофера не давали покоя, и как бы умноженная болью в ноге, росла досада, что ничего еще не сделано, чтобы сбить спесь с тех разухабистых матросов. Разговоры с Матвеевым, а потом с милым этим старым товарищем Цыгановым отвлекли от важного: лучше было подняться наверх, поговорить с начальником телеграфа Тимаковым, проверить, появились ли Ермоленко, Лихобабин ему на поддержку… Разве что в разговоре с Цыгановым пришла дельная мысль отправиться в Милютинский переулок, на Центральную телефонную станцию, — Николаев уже должен быть там, а латыши не ослушаются, небольшой отряд из них можно будет послать к «Прогрессу», чтобы отбить этот чертов автомобиль!..

Ушибленная нога разошлась, не так сильно ныла, но он чувствовал, что устал, шагал все медленнее. Иногда встречались прохожие, но все-таки кругом было пустыннее, чем обычно, это бросалось в глаза. Интересно, как быстро обыватель чует, что в городе неладно.