Владимир Жуков - Страда и праздник

Молодой Саблин в щеголеватой военной форме, в новеньких наплечных ремнях вдруг возник рядом.

— Проша, вы что?

Прошьян вскинул голову, сделал вид, что заинтересован появлением Саблина.

— Где Жарков? Готовы они ехать?

— Уже, уже уехали. Вы говорили им о захвате телефонной станции? Экий вы, Проша, медлительный! Ну ладно, я сказал, напомнил. Сначала захватывают здание ВЧК, потом частью сил занимают станцию в Милютинском: там два шага всего от Лубянки… Но учтите, я не стану делать ваши дела, у меня свои. Даром, что ли, вы бывший нарком почт и телеграфов?

— Ладно, — Прошьян поморщился. — Можете не утруждаться.

Ему всегда не нравился Саблин. Не очень говорливый насчет идейных принципов и партийных программ, он ухитрялся исполнять в Красной Армии немалые обязанности комиссара Московского района Западной завесы и одновременно готовил выступление поповцев, взял на себя что-то вроде обязанностей их военного руководителя. «Наполеончик, паршивый Наполеончик», — мысленно обругал Прошьян Саблина и тут же подумал, что в нем заговорила ревность, не иначе. Ведь он сам, как член Военной коллегии, должен быть командиром; он и еще Александрович, этот прожженный авантюрист, под левоэсеровским давлением поставленный в помощники Дзержинскому. Они оба лучше других могли судить о положении в Московском гарнизоне, в отряде ВЧК, их данными пользовался ЦК, принимая решение о восстании. Но Саблину неймется, ишь раскомандовался… А впрочем, какая разница? Даже хорошо, что есть деловитый, в ремнях Саблин и полупьяный матрос Жарков, отправившийся завоевывать здание на Лубянке. Им ведь нечего терять, не о чем жалеть — что они, мальчишки, сделали для революции? Вот и ломают, крушат направо и налево. Вернее, готовы крушить и ломать…

Взгляд Прошьяна снова привлек травяной склон, по которому, кокетливо подхватив длинную юбку, поднималась Спиридонова. С криками, улюлюканьем ей помогали взбираться вверх несколько матросов — в пулеметных лептах, с бомбами у поясов. Вверху, возле угла дома, ломая кусты, выкатился автомобиль — наверное, для Марии, ехать в Большой театр, на съезд.

Где-то неподалеку, в толпе солдат, слышался зычный голос Попова:

— В Покровских казармах, ребята, лафа… Летят вверх тормашками комиссары! Теперь слушать меня! У кого с обмундированием плохо, в каптерку, справа от входа. Там и сапоги, и кое-что другое… душу повеселить. Понятно?

Радостный рев заглушил слова командира полка. Прошьян поморщился: хоть один там понимает, что происходит?

Подошел Карелин.

— Сейчас собираемся в большой комнате. Я хочу предложить, чтобы ты и Черепанов шли в Покровские казармы. Надо поднимать войска…

— А Попов? — сказал Прошьян. — Слышите, что орет? За него уже и казармы, и какие-то казаки, и весь сразу Восточный фронт.

— Энтузиазм, — усмехнулся Карелин. — На митингах всегда полезно.

С минуту они молчали. Прошьян оглядел Карелина с ног до головы и вдруг удивился мысли, что в этом же пиджаке видел Карелина на заседаниях СНК, — тогда еще, до марта, наркома имуществ Российской Советской Республики. Прошьян поморщился. Боже, какой фарс! Но тут же остерег себя, словно сдерживая, преодолевая тошноту: нет, на удар отвечают ударом, все видели, как настойчиво звали большевиков не идти на позорную сделку в Брест-Литовске. Черт с ним со всем, как это теперь выглядит! Снявши голову, по волосам не плачут.

Твердо сказал:

— После захвата Лубянки отряд Жаркова займет телефонную станцию. А телеграфом я займусь сам!

Подбельский не стал дожидаться, когда грузовики с латышскими стрелками отправятся в Милютинский: Николаев появился в Совнаркоме в седьмом часу, запыхавшийся и смущенный. Как и предполагал Подбельский, он долго и напрасно ожидал автомобиль в комиссариате и в конце концов отправился с Большой Дмитровки пешком. И все бы ничего, путь недальний, но уже раскрутилась по команде Бонча проверка прохожих на подходах к Кремлю, у Манежа патрули кое-как пропускали, а в Кутафью башню — никак; хорошо, объявился помощник коменданта, знавший Николаева в лицо, приказал пропустить. Подбельский к тому времени уже предупредил Данишевского, караул из латышей выделили и грузовики, правда, их еще надо было найти, погрузиться. Он оставил все эти заботы на Николаева, сам только проводил в путь добровольца-мотоциклиста, вызвавшегося сгонять на разведку в Милютинский и, если что, предупредить по дороге караул.