Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

Никаких первых слов не было. Я с трудом поднялась, открыла дверь и сразу же крепко прижалась к его груди, застыла в его объятиях, словно вверила свою судьбу в его руки. Мы стояли, обнимая друг друга, и не могли оторваться… Петр разделся, присел ко мне на кровать, однако слова пришли позже. Мы молча изучали друг друга…

Все было так, как мечталось: тусклым светом ночника освещалась комната, во всех вазах стояли цветы, мы пили шампанское и ели домашний пирог.

Всего было три дня и три ночи. Было блаженство… И были беседы, беседы, беседы… Впрочем, скорее был его бесконечный монолог. А я лишь изредка задавала вопросы, какие боялась, щадя Петра, задавать в письмах.

Отчего же он пошел на самое первое преступление? И как случилось, что оно было не последним?

— Успех вскружил мне голову. Появились деньги, женщины, вино, карты. Проиграв крупную сумму, пошел на кражу. Все происходило в пьяном угаре. Мне дали срок. Когда я освободился и возвратился домой, почувствовал, что бывшие мои товарищи, коллеги, от меня отвернулись. Я оказался выброшенным за борт. А ведь в колонии я быстро завоевал уважение заключенных и как бы стал вожаком. Понимаешь, настоящий вор по-своему честен и там уважаем…

Я вздрогнула, но промолчала. А он, ничего не заметив, продолжал:

— Мне не страшно было вернуться к «своим». Я снова прокутил деньги — теперь уже спокойно пошел на грабеж. Снова получил срок. Что было дальше, ты знаешь: еще и еще срок.

Оказывается, борьба за Петра будет продолжаться…

Через три дня он уехал в Малаховку. Вернувшись, рассказал, что обеспокоен болезнью матери и состоянием дома. Крыша протекает, штукатурка в комнатах обвалилась, на стенах грязные потеки, сад запущен. Предстоит серьезный ремонт. Кроме того, нужно оформить наследство дома и собрать документы для будущей работы. И необходимо встретиться с людьми, которые помогут ему составить план для осуществления своей мечты и снова почувствовать мир искусства.

Мы договорились, что днем он будет заниматься делами, а вечером приезжать ко мне. Из-за обострения болезни вопрос о поездке в Малаховку отпал.

Он приехал не скоро. Я не обижалась. Понимала: дела прежде всего, от них зависит будущее.

Сосед по квартире рассказал Петру, что вчера мне было плохо и вызвали «скорую». Петр расстроился. Снова присел на мою кровать.

— Отчего ты скрыла, что вчера тебе было плохо?

— Ты бы ничем не помог.

— Но я был бы рядом! Ведь если бы ты позвонила, я через полтора часа был бы у тебя. Обещай: если тебе опять будет плохо, ты меня вызовешь.

Спустя несколько дней (он снова не приезжал) я позвонила ему. Он запинаясь ответил:

— Как же быть, я только что замесил раствор для ремонта, он пропадет?!

— Не приезжай. Я вызову врача и справлюсь, как всегда, одна.

Петр позвонил, справляясь о моем здоровье, лишь через пять дней. Я холодно ответила:

— Все в порядке.

— Понимаешь, я не мог никак выбраться. Завозился с документами.

— А позвонить?

— У нас не работал телефон.

— Но в Малаховке на почте есть переговорный пункт. Да и все конторы, пороги которых ты обиваешь, закрываются в шесть часов. В полвосьмого ты уже мог быть у меня.

Он отвечал виновато, взволнованно, тоскливо:

— Я завтра буду в Москве, в театре «Ромэн» и у тебя. Я все тебе объясню.

— А мне это уже не нужно.

Он не приехал ни завтра, ни совсем. Мой сосед, которому Петр оставил на всякий случай номер своего телефона, видел, как я страдаю, и решил втайне от меня позвонить. Ответил женский голос:

— А Петр вчера уехал.

Он даже не попрощался. А я так и не узнала причины его ухода. Решила, что просто в жизни все оказалось труднее, чем в письмах. Я снова потерпела крушение.

Петр пришел ко мне ровно через год. Это был совсем другой человек. Исхудавший и пожелтевший до неузнаваемости. Грязный. Небритый. С кое-как застегнутой рубашкой, пиджак забыл в поезде. Пьяный. Чужой и чуждый. Опустившийся до самого дна. И плюхнулся на диван.

— Ира, спаси меня!

Я молчала. И тогда заговорил он — сбивчиво, путаясь в мыслях и словах, торопливо, словно боясь, что я его прерву:

— Понимаешь, я уехал от тебя тогда в Малаховку, встретился с бывшими дружками, поддался своему пороку и снова запил. А пьяным не мог тебе показаться. Я не сделал никакого ремонта и не достал никаких документов. Уехал раньше срока, чтобы не видеть страдающую мать. В Томске сошелся с женщиной, и мы пили весь год вместе. Меня уволили с работы и выселили из города. Я пропил все, что у меня было. Женщина эта попала в психиатрическую больницу, а я приехал к тебе спасаться от самого себя. В Малаховку ехать не могу: мой вид и состояние убьют мать. Разреши мне остаться у тебя хотя бы на несколько дней.