Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

«…Ну вот вроде бы и зима пришла — я это чувствую лишь по своему заснеженному подоконнику. Кроме него и кусочка серого неба, из моего окна ничего не видно…

Письмо твое получила давно, но лишь сейчас удалось выбрать время для ответа. У нас на работе закончилась реорганизация — создан институт научно-технической информации, в котором я теперь тружусь. В основном тематика осталась прежней, но самой работы, пожалуй, больше.

Как проходит у вас зима? Я ведь зимой в сельской местности никогда не жила, а наверное, там столько прелести! Напиши, какие у вас дома и улицы, далеко ли лес. Что ты читаешь и смотришь ли телевизор? Как твои племянники? Когда-нибудь я напишу тебе подробно о некоторых из моих корреспондентов, ставших теперь друзьями. Напишу, как они отвоевывают свое полезное место в жизни. Первым будет рассказ о юноше двадцати трех лет из города Гомеля. Но сначала подожду, когда все у него окончательно устроится. Борьба наша за Мишу продолжается уже восемь месяцев и вот, кажется, подходит к концу. А впрочем, нет, не к концу — это лишь самое начало, первый рубеж. Впереди у него целая жизнь и, значит, много трудностей, побед… У тебя — тоже. Буду рада каждой твоей победе, девочка, каждому новому рубежу, который ты возьмешь еще в жизни…»

«…Моя мама в конце октября уедет отдохнуть недели на две к себе на родину — в Ригу. Если будет у нее возможность, она, может быть, заедет навестить на день-два тебя. На всякий случай напиши мне, где находится ваш колхоз, как до него добраться. С нею я постараюсь переслать кое-что из репродукций Эрмитажа и Русского музея. А если она не сумеет приехать к тебе, то перешлю почтой. Буду кончать, так как очень спешу».

«…Очень рада, что тебе понравились книги.

Пишу тебе коротко, сейчас у меня много работы, а писем еще больше. Да разве только писем? Вот уже второй раз привозят ко мне на квартиру инвалидов, тяжко больных, которых нужно устроить в больницу. Так и живут у меня, пока не удается попасть на лечение. Вот такие-то дела. Обидно, что в жизни нашей так много еще человеческого горя…

Марите! Книжка, которую я написала, скоро выйдет. Я непременно пришлю ее тебе. Твои письма сохранены. На наших журналистов они произвели большое впечатление. Один из них послал тебе книгу «Нетерпение сердца». Фамилия его Рудерман Натан Борисович, работает в «Гудке»…»

«…Получила оба твоих письма. Твоя реакция на «Нетерпение сердца» совершенно аналогична моей. У меня, знаешь, тоже было чувство, похожее на страх за свою «репутацию». Особенно было неприятно, что читают эту книгу мужчины и думают, что все мы, больные, такие же истерички. Мне даже показалась эта книга негуманной, и я заколебалась: а правда ли, что Цвейг хороший психолог?

Ты права, дорогая Марите, что таких жертв нам не нужно. Чтобы помочь больному, не надо жениться на нем из жалости — это не принесет счастья обоим. Права ты и в другом: настоящая дружба и настоящая любовь между больным и здоровым возможны только тогда, когда оба могут что-то отдавать друг другу. Человек с физическими пороками должен иметь особенно богатый духовный мир, тогда восстановится равенство его со здоровым.

Не огорчайся, Цвейг не единственный писал об этом. Я с трудом разыскала другую книгу — «Скажи смерти — нет!». Ее одна моя подруга взяла у своей знакомой. Когда прочтешь, верни бандеролью. Это изумительная книга! И здесь ты увидишь, что такое любовь не из жалости, а просто любовь. Здесь больная, даже умирающая девушка умеет не только брать, но и дарить. Да как еще! Дружба и любовь могут быть только тогда, когда люди одинаково нужны друг другу.

Ты права, когда пишешь: «Если человек делает счастливыми других, он и сам счастлив». Вот наша дружба с тобою. Я вовсе не считаю, что помогаю в чем-то тебе Мы дружим с тобой и даем друг другу взаимно, хотя, может быть, и не в одинаковой мере. В одинаковой мере давать невозможно, да и как это измерить? Дело просто в том, что мне твои письма приносят радость. А есть среди моих корреспондентов люди, которые мне ничего, казалось бы, не дают. Они вообще не умеют давать. (Кстати, это неумение часто присуще и вполне здоровым.) Конечно, общение с такими уже не дружба, и может возникнуть душевная усталость. Но ее нет. Уже одно то, что ты можешь помочь им, что ты видишь, как им все-таки становится легче, приносит удовлетворение. Я согласна с тобой, что после слова «любить» слово «помогать» самое сладчайшее в мире. Когда откликаешься на чью-то беду, вовсе не думаешь, какое потом испытаешь удовлетворение. Откликаешься, потому что не можешь иначе. Вот и все…»