Анатолий Гордиенко - Всем смертям назло

— Товарищ командир! — крикнул снизу Мангушев. — Включите шлемофон. Рация работает. Долбанул снаряд башню, она и заработала, проклятая! Вот дела-то!

Афанасьеву от такой новости стало весело. Он поглубже натянул шлем, щёлкнул выключателем, и сразу же в наушниках зазвучал голос командира бригады Пескарёва:

— 164-й, почему не отвечаешь? 164-й, вперёд!

Выскочили на противоположный берег, и вдруг сзади взрыв — подняли-таки на воздух мостик фашисты.

Вот так и остались отрезанными от своих экипажи Алексея Афанасьева и Серафима Марышева. Впереди в тишине стоял чужой незнакомый Люблин, справа послышалась канонада — там наступал 3-й танковый корпус, слева должна была быть 1-я Польская армия.

— Афанасьев! Заходим влево вдоль реки на батарею! — скомандовал Марышев.

Немцы, почувствовав опасность, впопыхах разворачивали орудия. Но не успели. Ваня Жилин бил с первого снаряда насмерть. Пустили ещё пять осколочных. Тут сбоку начал стрелять пулемёт, разорвалась одна граната, другая. Пулемётчиков взял на себя Марышев, а 164-й проутюжил для верности то, что осталось от двух пушек.

Теперь наступил черёд другой батареи, той, что вела огонь справа от моста. Решили зайти с тыла. Одно орудие разгромил Марышев, другое — Афанасьев.

А командир бригады кричит по радио:

— Вперёд, хлопцы! Вы первые в Люблине! Даёшь панику! Лупи гадов!

Танки осторожно вошли в предместье. Остановились. В рассеивающемся тумане проступали дома, виднелись шпили кирх. Стали держать совет.

— Отступать некуда, пойдём вперёд. Но смотреть надо в оба, Алёша, — сказал Марышев. — Вся у нас надежда на неожиданность. Для немцев мы как гром средь ясного неба.

Стали ориентироваться по карте, наметили, каким путём идти к центру города.

Продвигались осторожно. Алексей Николаевич стоял наверху, вглядываясь вперёд. 164-й шел, как и раньше, первым. Повернули налево, глядь — отделение автоматчиков идёт. В пустынной улице гулко застучал пулемёт Афанасьева. Ни один не ушёл. Прибавили скорость. Всё ближе становилась высокая кирха, слева от неё на возвышенности показалась старая крепость с высокими зубчатыми башнями. Людей на улице по-прежнему никого. Город будто вымер. Выехали на широкую, в густых каштанах улицу. По привычке Афанасьев оглянулся назад. Машины Марышева не было. Развернулись, выскочили за угол. Марышев горел. Кто подбил, когда? Подошли ближе, грозно поворачивая пушку по сторонам. Афанасьев побежал к танку Марышева. Но в живых никого из экипажа не осталось. Ну что же делать? Надо идти вперёд, в центр города.

— Будем пробираться тихими переулками, — сказал Афанасьев механику-водителю.

Широкую улицу в каштанах решили обойти.

— 164-й, докладывайте обстановку, — послышался голос Пескарёва.

— Марышев погиб. Я действую один. Нами уничтожены четыре противотанковых орудия за мостом, отделение автоматчиков. Только что подожгли три грузовика. В одном рвались боеприпасы. Пробираюсь в центр города. Ориентироваться трудно.

В узких улочках Афанасьев совсем заблудился.

— Поезжай, куда хочешь, чёрт его дери! — крикнул водителю Афанасьев в ответ на его бесконечные: «А теперь куда?»

Вышли на асфальтированную улицу. Проехали немного — улица поворачивает вправо. На левом углу — высокий дом с башенкой, с узкими длинными окнами, во дворе — пожарные машины, ручные насосы на красных телегах. Только отъехали от пожарной части, как из соседнего двора выскочил человек с велосипедом. На руке красная повязка. Яковенко остановил машину.

— Товарищи, я польский партизан! — закричал он Афанасьеву. — Поезжайте направо на Варшавское шоссе, там большущая колонна пеших немцев. Скорее, товарищи! Надо успеть, товарищи!

Рванулись направо. Афанасьев люк не закрыл, стоит в танке. Ветер свистит в ушах. Ещё один поворот направо, и 164-й оказался на широкой длинной улице с красивыми старинными домами. По улице лицом к танку идут немцы. «На фронт, значит, чешут голубчики», — мелькнуло у Афанасьева. Поляк-партизан был прав — колонне не было видно конца и края. Три штабные легковые машины, два тягача, тянущих пушки, а дальше несколько конных упряжек и пехота… Времени на раздумья нет. Вперёд! А немцы идут, никто не стреляет. Они и предположить не могли, что русские ворвались в город.

И была другая причина: американский «Шерман» внешне мало чем отличался от немецких танков. Ну, они и решили — свой мчится. До колонны триста метров. Двести. Сто! Вот уже можно разглядеть лица.