Осенью 1818 года Пушкин привёз в Петербург уже почти готовую поэму. По крайней мере вчерне она была, вероятно, вся написана. Оставался только труд окончательной отделки, которым и занялся он в последние месяцы этого года. Поэма быстро подвигалась к окончанию, и Пушкин прочитывал песню за песнею на вечерах у Жуковского.
По возвращении своём из деревни Пушкин нашёл в Петербурге Жуковского, с которым не видался около года и который, получив от Императрицы Марии Фёдоровны лестное поручение преподавать русский язык Августейшей её невестке, жил до того времени в Москве, при Высочайшем Дворе. Однако сношения между поэтами продолжались, оставив живой след в тогдашней поэтической деятельности Пушкина. В 1817 году, в Москве при августовской книжке Вестника Европы появился портрет Жуковского [271] Этот же портрет после был приложен к собранию Образцовых Сочинений. (Гравюра Ф. Вендрамини с портрета работы О. Кипренского, 1817 г.— Сост.).
, и Пушкин сочинил известную надпись к нему, которая доселе заключает в себе и лучшую похвалу, и лучшую оценку поэзии Жуковского [272] В Вестнике Европе ещё прежде напечатаны были три надписи к портрету Жуковского, одна Батюшкова, другая В. Л. Пушкина, третья Н. Д. Иванчина-Писарева. Последняя находится под портретом. Надпись Пушкина появилась в Петербурге, в новом журнале Измайлова, Благонамеренном, в 3-й части.
.
Его стихов пленительная сладость…
Жуковский печатал в Москве прелестные переводы свои с немецкого, выдавая их, вместе с подлинниками, отдельными тетрадками, которые носили название: Для немногих(Für Wenige). Они, вероятно, были посланы к Пушкину в Петербург и дали ему повод написать послание к Жуковскому, где выражено глубокое уважение к независимости и самостоятельности поэтического дарования его [273] Это послание написано, по всему вероятию, весною 1818 года, заключаем о том по заключительным его стихам, которые Пушкин впоследствии сам откинул, желая придать большую стройность своему стихотворению. Смотри, как пламенный поэт, Вниманьем сладким упоенный, На свиток гения склоненный, Читает повесть древних лет! . . . . . . . . . . . . . . И благодарными слезами Карамзину приносит он Живой души благодаренье За миг восторга золотой, За благотворное забвенье Бесплодной суеты земной: И в нём трепещет вдохновенье. Чтением Истории Карамзина Пушкин занимался в начале 1818 года, во время выздоровления от болезни, как сам говорит о том в Записках своих.— Послание в первоначальном полном виде явилось лишь в 1821 году, в № 52 Сына Отечества.
.
Дружба двух поэтов особенно утвердилась с той поры, как они снова свиделись, осенью 1818 года. Эта дружба, уже никогда не ослабевавшая, не изменяемая никакими обстоятельствами, была для Пушкина драгоценна во всех отношениях. Недаром он называл Жуковского пестуном и хранителем своей музы [274] В IV песне Руслана и Людмилы.
. Жуковский прощал молодому другу своему все его увлечения и шалости и, по свидетельству современников, баловал Пушкина. Последнему приписывали какую-то эпиграмму на него; но чего ему не приписывали? Пародии Двенадцати Спящих Дев в IV песне Руслана и белых стихов Жуковского [275] Послушай, дедушка, мне каждый раз, Когда взгляну на этот замок Ретлер, Приходит в мысль, что если это проза, Да и дурная?.. См. Стихотворение Жуковского: Тленность , появившееся впервые в 3 нумере: Для немногих . Слич. мнение Пушкина о белых стихах т. IV его Сочинений, стр. 110.
были только шуткою, которой сам Жуковский сердечно радовался. Про первую из них Пушкин, однако, писал впоследствии: «За пародию Двенадцати Спящих Дев можно было меня пожурить порядком, как за недостаток эстетического чувства. Непростительно было (особенно в мои лета) пародировать, в угождение черни, девственное поэтическое создание» [276] Незаконченная статья Пушкина «Опровержение на критики» — обзор критических отзывов на его сочинения. 1830 г.
.
Мы упомянули, что с первым большим произведением своим Русланом и Людмилою, Пушкин постепенно знакомил приятелей своих и любителей словесности на вечерах у Жуковского. Вечера эти доселе памятны лицам, имевшим счастие на них присутствовать. Жуковский жил тогда в семействе деревенского друга своего А. А. Плещеева [277] А. А. Плещеев славился необыкновенным искусством читать, и был некоторое время чтецом при Государыне Марии Фёдоровне. О нём см. не вошедшее в Собрание сочинений Жуковского письмо о Саксонии, в Московском Телеграфе 1827 г., ч. XIII, стр. 26—28.
, в Коломне у Кашина моста, за каналом, в угловом доме [278] Дом (б. Брагина) сохранился. Ныне — проспект Римского-Корсакова, 43.
. Несмотря на отдалённое положение этой части города, каждую субботу собирался к Жуковскому избранный кружок писателей и любителей просвещения, чтобы в дружеской беседе и в высоких удовольствиях ума и сердца отдыхать от трудов недели. «Было что-то редкое в этом братстве и общении лучших талантов и лучших умов столицы,— говорит один из младших участников этих литературных собраний [279] П. А. Плетнёв, в книжке своей о жизни и сочинениях Василия Андреевича Жуковского, Спб. 1853, стр. 41—42.
. Разговор, естественно, склонялся на то, чем преимущественно занимались гости. Совершенствование произведений ума и вкуса столько же у всех было на сердце, как слава и благосостояние отечества. Писатели, уже пользовавшиеся общим уважением, и молодые люди, едва выступившие на своё поприще, но увенчанные надеждою, все с одинаковою откровенностью высказывали мысли свои, потому что равно любили искусство и искали только истины». К числу молодых людей, появлявшихся на вечерах Жуковского, принадлежали, между прочим, Дельвиг и П. А. Плетнёв, ещё в то время начавший своё знакомство с Пушкиным. Тут же, вероятно, бывал и Баратынский, которого Жуковский так рано отличил и заметил и который в марте 1818 года определился в гвардейский егерский полк. Дружба Баратынского с Пушкиным началась именно в это время.
Читать дальше