Ирина Стрелкова - Валиханов

Об отношениях между Чоканом и султаном албанов Тезеком мы можем судить по письмам Чокана Колпаковскому. Чокан заключил с Тезеком определенный политический союз. Султан албанов, награжденный за участие в походе на Аулие-Ату золотой саблей, понимал всю выгоду своего посредничества между русскими властями и илийским цзянь-цзюнем, между русскими властями и восставшими дунганами. Именно в аул Тезека явился посланец уйгурских беков с сообщением, что у них теперь есть свой ходжа Сеидахмет-хан, уроженец Маргелана. Однако наверняка все эти посланцы из-за кордона ехали не к Тезеку, а к жившему у Тезека штабс-ротмистру Валиханову. Но всем было удобно прикрываться именем султана албанов, у которого есть и русский чин, и китайский голубой шарик. Тугерек, где поселился Чокан, сделался в конце 1864 года вторым по значению пунктом Алатавского округа после Верного. В благодарность за помощь Чокан устраивал некоторые дела Тезека, рукой Чокана написана просьба султана албанов к Колпаковскому об отдаче ему на поруки манапа Али, с которым Тезек был в родстве.

Но этот политический союз с Тезеком не мешал Чокану выступать против местных феодалов. Посвящая Колпаковского в дела управления казахскими родами, Чокан писал, что Тезек продолжает себя считать владельцем албанов, а не чиновником русского правительства. Чокан возмущался тем, что Тезек управляет своими тюленгутами, как плантатор неграми. Но еще хуже жилось простым казахам из рода джалаиров. Там родоправители, в числе которых теперь обретался и Гази, отошли от патриархальных форм эксплуатации и грабили народ по-новому. Являлись в аул с какими-то жалобами, сочиненными по их же наущению, и брали отступного тогузами, брали лошадей якобы для подвод и не возвращали.

«Прежде было основание церемониться с киргизской властью, — писал Чокан Колпаковскому в надежде повлиять на его мнение при обсуждении выводов Степной комиссии, созданной в 1864 году для подготовки реформы управления Степью, — теперь же, когда границы наши закреплены, можно положить конец их самоуправству и произволу и дать почувствовать им, что они не владельцы, а чиновники и что правительству нужен народ, а не султаны, ибо математически 100 вернее, полезнее, чем 10. По моему мнению, этого можно достигнуть, только подчинив формальным выборам должность султанов и управителей; ослабить аристократический элемент и поднять и дать значение суду биев. В Большой орде суд биев не существует, дела решаются по капризу властей».

Пять писем Валиханова Колпаковскому, дошедшие до нас, говорят об очень доверительных отношениях. Начало их надо искать в том апрельском дне, когда новый начальник Алатавского округа и киргизов Большой орды обнял прибывшего с караваном в Верное больного, исхудалого путешественника в черной казинетовой шубе. Колпаковскпй преотлично понимал, как много может сделать в пору бурных событий по ту сторону границы Чокан Валиханов — с его кашгарским опытом, с его влиянием на казахов Большой орды.

Герасим Алексеевич Колпаковский не забыт в Алма-Ате. О нем напоминает правильная планировка города, напоминают столетние дубы и березы на центральных улицах, дорога, связывающая Алма-Ату с Фрунзе. Управляя Алатавским округом — а затем Семиреченской областью, — Колпаковский требовал неукоснительно, чтобы в казачьих станицах и в Верном каждый хозяин высаживал перед домом деревья — причем не какие придется, а самых благородных пород, взыскивая строго за каждое засохшее дерево и щедро награждая за выращенные. То же он продолжал делать, став генерал-губернатором Степного края и поселившись в Омске. Казахи, повидавшие самых разных русских начальников, уважали Колпаковского за справедливость и честность. Качества эти особенно хорошо были видны из кочевых аулов.

И для Чокана, конечно, немало значили личные качества Герасима Алексеевича. Будь на месте Колпаковского кто-то другой, Чокан, возможно, и не взял бы на себя столь сложную и ответственную дипломатическую миссию. Кстати, только Колпаковский мог бы поведать в своих воспоминаниях обо всем, что удалось совершить Чокану в последние месяцы жизни. Но Колпаковский этого не сделал. И более того — передавая в 1887 году Григорию Потанину пять писем Валиханова, Колпаковский не преминул обратить внимание собирателя научного наследия Чокана на то, что это частные письма. Бережность примечательная. Герасим Алексеевич Колпаковский с величайшей любовью относился к памяти Чокана Валиханова. Это он отыскал в омском архиве «Записку о судебной реформе», распорядился сделать с нее копию и отправил Потанину с письмом, в котором подчеркивал, что работа Валиханова «не лишена интереса и в настоящее время». В том же письме он предложил свои средства на издание трудов Валиханова.