Юрий Бондарев - Мгновения

— Старая Бухара, — продолжал он, — в те времена снаружи была обнесена крепостной глинобитной стеной высотой одиннадцать метров и очень толстой у подошвы — до восьми метров. Стена эта имела много полукруглых выступов вроде полубашен и одиннадцать пар кирпичных башен у ворот. В верхней ее части находились бойницы, над въездом они были расположены в два-три яруса. Ворота в крепости были деревянные, двухстворчатые, окованные железом. Все эти старые крепостные укрепления местами совсем одряхлели. Эмир, лихорадочно вооружаясь, подновил и приспособил Бухару для долговременной обороны.

Внутри города сложным лабиринтом пролегали мелкие кривые улицы, большей частью без названия, настолько узкие, что не могли разъехаться две арбы. Все постройки скрывались за мрачными глинобитными дувалами-заборами. Не было ни канализации, ни водопровода, ни уличного освещения. Вода в искусственных водоемах — хаузах, вырытых в центре жилой территории, была зеленоватой и теплой. В ней мыли ноги и черпали воду для питья. В центре города находились медресе — здания духовных училищ со множеством небольших окон, где стекла заменяли затейливые деревянные переплеты. Высилось много мечетей. В тесных проходах крытых базаров ремесленники продавали свои изделия.

Начальник школы взял палочку, расчистил площадку перед костром и стал чертить схему дворца, который занимал Алим-хан. Мы склонились над его рисунком.

— Здесь вот находился сам дворец, — указывая на середину своего чертежа, говорил Клементьев. — Со всех сторон обнесенный дувалом, он стоял на природном холме и господствовал над городом и окрестностями. Срытые почти отвесно склоны холма и глинобитная стена достигали примерно двадцати пяти метров в высоту и производили впечатление неприступности. Общая длина стены — метров шестьсот пятьдесят — семьсот. У единственных ворот, ведущих в крепость, стояли две башни. Длинный, прорытый в толще холма проход вел вверх, к дворцу. По бокам его в многочисленных нишах стоял караул, в вырытых наподобие пещер темных землянках с низкими потолками помещалась охрана.

На вершине холма, кроме дворца эмира и помещения для небольшой части его гарема, имелись здания для приема гостей, мечеть, квартира Кушбеги (первого министра), монетный двор, подвалы со складами ценностей, пороховой погреб, разные секретные службы. Все это выглядело скученно, тесно, голо, без зелени. Только возле самого дворца шумели арыки, чистой водой светились бассейны, густые лозы виноградника и ветви персиков образовали темные аллеи, плакучие ивы создавали уют и покой, всюду благоухали цветы, на лужочках разгуливали павлины.

В этот райский уголок не проникал ни один глаз со стороны. Все это было только для эмир-хана. Гарем, обнесенный высоким забором, охранялся евнухами. Сотни молодых жен проводили здесь всю свою жизнь — они купались в целебном источнике «силы и красоты», гуляли по аллеям буйной зелени. А их хозяин, одетый в халат, усыпанный жемчугом и бриллиантами, наблюдал за ними, блаженно развалившись в золотом троне.

— Вы, товарищ начальник, так рассказываете, словно были там, — восхитился один из курсантов.

Клементьев, польщенный замечанием, хитро буркнул:

— А может, и был. Что, не похоже разве?

— Как же не похоже! С такими подробностями…

— То-то. Так вот, перед мировой войной к Алим-хану в гости собирался сам Николай Второй. Эмир готовил для него пышную встречу. Во дворце поставили второй трон, коврами устлали аллею. Для развлечения царя выделили самую красивую девушку, для нее готовились особые наряды и особые духи.

Октябрь перечеркнул планы царя и эмира. Революционная волна вскоре докатилась и на далекую окраину страны. Алим-хан метался во дворце, всеми мерами пытался отсрочить свою гибель. Но его власть с каждым днем теряла силу, и богатство грозило выскользнуть из рук.

Бухара, хотя и была отрезана пустыней и горными цепями от России, все равно тяготела к ней. Население, измученное угнетением и деспотизмом неограниченной власти эмира, жаждало сбросить с себя цепи насилия, преодолеть вековую отсталость. Труженики Средней Азии видели, как русские шли им навстречу — в Бухаре строилась железная дорога, устанавливались дружеские доверительные отношения между народами.

Василий Григорьевич перевел дыхание, подбросил в костер хвороста. Огонь вспыхнул как порох, осветил его чисто выбритое волевое лицо с тщательно расчесанными усами и спадавшим на лоб чубом густых волос.