Леон Хендрикс - Джими Хендрикс, история брата

Последняя поездка на нашем Понтиаке оказалась самой трагичной. Погода была ужасной, мы все вчетвером возвращались после ужина в кафе Тай–Кунг домой. Как всегда наши родители много выпили за ужином и готовы были вцепиться друг другу в горло ещё до того как добрались через всю парковку к своему автомобилю и ни забрались внутрь. В дороге ситуация ещё более накалилась, машину мотало из стороны в сторону, но отец изо всех сил старался довести нас домой в целости и сохранности.

— У нас в машине два парня, Эл! — визжала мама. — Что ты делаешь?

— Прекрати кричать! — огрызался отец.

Сидя на заднем сидении, Бастер старался крепче меня обнять. При каждом повороте руля нас бросало то вправо, то влево. Мама, не вытерпев, вытянула ногу, пытаясь нажать на педаль тормоза. Когда ей это удалось, отец повернул голову в её сторону и мы, съехав на обочину, врезались в дерево. Силой удара нас с Бастером перебросило на переднее сиденье. Мы завопили в один голос, тело моё всё горело от боли.

Мама открыла дверцу, вытащила нас из машины и прижала к себе.

— Ты, пьяный ублюдок! Ты в своём уме? — завизжала она. — Ты чуть не убил всех нас!

— Если бы ты всю дорогу не кричала на меня и дала бы вести спокойно машину, ничего бы не случилось, — огрызнулся на неё отец.

— Вовсе нет, это ты во всём виноват, — подытожила свою мысль мама. — О, мой Бог. Так дальше не может продолжаться, Эл. Это слишком.

Итак, мама ушла. Снова. Но на этот раз всё оказалось по–другому. Она не стала возвращаться, и ни Бастер, ни я не видели больше наших родителей вместе после этого вечера.

Я был ещё мал, многого не понимал, но Бастер сильно переживал все эти драки, крики, насилие. Он испил чашу до дна, день за днём впитывая негатив, а рядом не было никого, кто бы помог, поддержал его. И он научился свои чувства держать при себе, замкнул их глубоко внутри. Я не припомню ни одного случая, чтобы он сердился или что–либо его разозлило.

Оглядываясь назад, понимаешь, что, возможно, для родителей лучше всего было тогда разойтись, что они и сделали. Но отец очень сильно переживал именно этот разрыв, несмотря на то, что так часто мама уходила из дома. Его мучили боль и вина, он считал, что именно ему не хватило сил сохранить семью. Каждый вечер, перед сном, отец вставал на колени рядом с Бастером и мной и молился за всех наших родственников и за нас самих, начиная всегда одними и теми же словами: "Теперь, когда я ложусь спать, прошу Тебя, обереги мою душу. И если я умру прежде, чем проснусь, то прошу Тебя, забери к себе её." Только затем он начинал читать "Отче наш." Я был мал, чтобы понять вполне существование Бога, но определённо я верил в него. Помолившись, мы шли в постель, а отец продолжал молиться обыкновенно ещё с четверть часа. Как правило, отец забывал открыть глаза после молитвы, засыпая на полуслове. Мы боялись будить его, поэтому тихо выключали свет и отправлялись спать. Через несколько минут он резко вздрагивал, просыпался и перебирался в постель рядом с нами.

Хоть мы с Бастером и были ещё детьми, но мы уже понимали, что отец старался сам своими силами справиться со всеми трудностями. Испытывая огромное давление со стороны мамы, он в одиночку заботился о нас, содержал наш дом и платил по счетам. Он нёс этот тяжёлый груз изо дня в день, а алкоголь делал ношу только ещё тяжелее.

Я пошёл в первый класс в начальную школу Леши, а Бастер перешёл в 6–й. Каждый день в 3 часа после уроков он заходил за мной в наш класс и мы с этого момента принадлежали друг другу. Отец был ещё на работе и у нас не было никакой причины сразу же нестись домой, ведь там нас некому было ждать. И, несмотря на то, что школа находилась всего в пяти кварталах от дома, нам каждый день требовалось несколько часов, чтобы добраться домой. Ведь, чёрт побери, отец никогда не возвращался раньше полуночи. И весь вечер мы были предоставлены самим себе.

Вдвоём мы, как цыганята, излазили все окрестности в поисках приключений и отдохновения. Мы исходили вдоль и поперёк парк Леши, играя среди деревьев в ковбоев и индейцев. Иногда уходили в доки или на железку. В центр ходили, если хотели пересмотреть Флэш—Гордона. Многим даже в голову не приходило, что есть другие миры, помимо их квартала или соседних с их домом улиц Сиэтла. Подземные стоки были по всему Сиэтлу, вплоть до Первого Авеню. Раньше все улицы Сиэтла были на уровне моря, поэтому после сильных ливней их заливало. Дороги размывало и иногда люди тонули в этих промоинах. К тому же весь деловой центр, а это около шестидесяти кварталов, сгорел дотла во время большого пожара 1889 года. После того как этот ад утих, городские власти решили поднять уровень улиц выше уровня наводнений, тем самым новый город вырос на старом.