Барни Хоскинс - Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

И я никогда не видел, чтобы группа деревенских ребят заставляла какого-то несчастного, сидящего в инвалидном кресле в заднем ряду концертного зала, улыбаться так широко, что он чуть не плакал.

А вот в Америке с Radiohead я увидел все это. И даже больше.

Да, с этими Radiohead. С Radiohead, которых мы все тщательно игнорировали, когда они назывались On A Friday. С Radiohead, которых мы вроде как начали замечать, когда их монументальный гимн страданиям, Creep, вышел в сентябре на Parlophone. С Radiohead, которым мы с огромной неохотой дали место в прессе, когда их следующие бруски едкого пластика, Anyone Can Play Guitar и Pop Is Dead, попали в чарты (соответственно 32-е и 42-е места), а дебютный альбом Pablo Honey добрался даже до топ-30. С теми самыми Radiohead, которых мы отпихнули в сторону, наперебой стремясь возвести в ранг святых Suede, и которых теперь приходится оценивать заново после переиздания Creep (седьмое место и огромная шумиха) и впечатляющего успеха группы в Штатах – альбом уже разошелся тиражом более чем в полмиллиона копий, а это значит, что к концу года он, скорее всего, преодолеет даже очень крутую отметку в миллион.

Да, именно. Те самые Radiohead.

Неловко? Nous? [12] Нам? (фр.)

Нет. Только не нам. Никогда. Мы не знаем стыда, а гордости у нас еще меньше. Кроме того, теперь мы понимаем, что Radiohead стоят каждой раболепной секунды бесстыдной volte-face [13] Здесь: резкой перемены мнения (фр.). , на которую приходится идти, чтобы получить аудиенцию с ними. Том Э. Йорк, который, похоже, выбрал образ «мести и вины» раннего Элвиса Костелло и усилил его в несколько раз, определенно стал занимательной фигурой в центре британской поп-музыки. Если чувствительность, раздражительность, подозрительность, ярость и тревогу в стихах Йорка принимать за чистую монету, то у него явно есть больная мозоль размером с небольшую банановую республику. А если неистовые риффы и захватывающе академичная работа музыкантов могут служить какой-то меркой (позже я назову Radiohead «музыкой для бывших фанатов рока», с согласия самой группы), то Джонни Гринвуд (ведущая гитара), Эд О'Брайен (ритм-гитара), Колин Гринвуд (бас) и Фил Селуэй (ударные) должны быть шумными и дерзкими, оправдывающимися и агрессивными, вроде молодых Джо Страммера и Пола Уэллера.

А вот и нет! Radiohead обескураживающе очаровательны, с ними можно поговорить на любую тему, от представительной демократии до магглтонианского [14] Магглтонианство – малоизвестное течение британского протестантизма. аскетизма; они замечательно эрудированы и образованны. Их английское произношение характерно скорее для аристократов, чем для рокеров. А в свободное время любой из них, как мне кажется, мог бы написать колонку с авторитетным политическим мнением для The Guardian . Наблюдая за тем, как Том после концерта в Провиденсе идет к гастрольному автобусу и какая-то фанатка (Шерон!) дрожит крупной дрожью и даже не может проронить ни слова, а братьев Гринвудов окружают охотники за автографами, я не могу не задуматься о том, что группа выше всех этих странных (банальных?) поп-ритуалов. А еще я задаю себе вопрос: кто же эти бледные молодые люди, чьи песни и звуки, глаза и кожа так возбуждают тысячи поклонников музыки в тысячах миль от дома.

«Он крутой, но в чем его проблема?» – спросил Стив Мэк из That Petrol Emotion, впервые увидев Тома Э. Йорка на концерте Radiohead в прошлом году. Грубоватый любитель котиков в чем-то прав. Йорк такой же джентльмен, как и все остальные музыканты группы, но при этом гораздо более склонен к приступам плохого настроения. И не забудьте, что загадочному певцу принадлежит немало песен, в которых он выражает ненависть к себе: «I’m better off dead» (Prove Yourself); «I failed in life» [15] «Я провалился в жизни». (Stupid Car); «What do you care when all the other men are far, far better?» [16] «Какая тебе разница, если остальные мужчины намного, намного лучше?» (Thinking About You); «All my friends said bye-bye» [17] «Все друзья со мной распрощались». (Faithless The Wonder Boy) и, конечно, «I wish I was special» (Creep).

В гостиничном баре в Провиденсе, памятуя о его внезапных припадках раздражительности и даже мрачных периодах нигилистического отчаяния, я осторожно подхожу к Тому и повторяю вопрос Стива Мэка: в чем же его проблема? Сидя в углу с бутылкой Beck’s в руках, он отвечает:

– Когда я пишу, я становлюсь сразу множеством разных людей.

Я слышал, что у вас уже три года стабильные, счастливые семейные отношения. Почему вы все равно звучите в песнях таким измученным и раненым, яростным и задолбанным?