Олег Дорман - Я медленно открыла эту дверь

Алиса: Нет, ну, она всё равно, конечно, интересовалась.

Саша: Интересовалась, звонила, спрашивала, как у нас дела, всё знала. Но… Она не то чтобы «ой, я хотела бы с девочками повидаться», нет: «пускай ко мне приедут».

Галя: Да, для мамы это было очень важно – реализация себя как профессионала.

Саша: Ей было не важно, что просто мы у неё есть.

Алиса: На ее взгляд, мы не реализовали себя.

Саша: Ей важно было, чтобы ее друзья, те, кто ее знают, люди ее круга говорили: о, у Голубкиной-то какие внуки! Один сценарист, другая вот это, третья вот это. Нужна была статусность даже в этом. Это обижало, безусловно. У неё были свои, весьма определенные требования. И мы не оправдали ее взглядов на то, как человеку надо жить. И на первом месте у неё всегда, конечно, был Вовочка, никуда от этого не денешься. И мы не то что не пытались… мы не видели смысла конкурировать. Мы никогда не были настолько умны…

Алиса: талантливы…

Саша: …талантливы.

Галя: Да, это на самом деле повелось из глубокого детства. Вовочка был ее первый внук. Они жили вместе – мама жила с ним, его папой Володей и его мамой Наташей Громовой в квартире на Смоленской. То есть этого действительно не перебьешь. Когда мама нас растила с Вовкой, она тоже предпочитала его мне, потому что он сын.

Саша: А Вовочку – нам. Мы девочки – мы ни о чём.

Галя: Да, девочки – ни о чём.

Саша: Как в королевской семье: наследники – мальчики.

Галя: Мальчик в семье был серьезное дело. Надо сказать, когда мы росли с Вовой, мы тоже имели в некоторой степени неравные права.

Володя: Ну, почему? Я не могу так сказать.

Саша: А потому что ты этого не ощущал.

Галя: Сейчас объясню. Мама всегда пыталась тебя больше защитить просто потому, что ты был для моего отца – мы тогда этого не знали…

Володя: Ну, да…

Галя: …ты был для моего отца не родным сыном. А мы этого лет до твоих пятнадцати не знали. Так ведь?

Володя: Но потом нашли документы.

Галя: Да, я помню. Мы не знали, что мой отец Вовку усыновил. Вова до сих пор носит отчество и фамилию моего отца. А я была такой счастливый пузырь, мне всё было хорошо, меня всё устраивало в жизни, я всех любила, я вообще на это внимания не обращала. Вова же больше чувствовал некоторые странности и, может быть, несправедливости. И мама всегда пыталась его защитить. Она мне потом сама говорила, что Вовку больше любила.

Володя: Ну…

Галя: Да, она это лично мне говорила.

Алиса: Соответственно и Вовочку.

Галя: Во-первых, ты был первенец и сын, для нее это было важно. А во-вторых, когда мы с тобой росли, ты был более умным, более образованным, больше подавал надежд. На меня вообще ставок не делалось. ( Смеются .) Ни мамой, ни ее подругами. Мне до сих пор Наталья Яковлевна Венжер так прямо и говорит: да мы вообще на тебе крест поставили, ты была неть, никто. Они почему-то все страшно удивились, что в результате я под конец маминой жизни стала ее надеждой и опорой. Вот удивительно, правда, откуда? И мама мне очень много раз говорила, что ты, Вовка, был ого-го, такой умный, она тобой хвасталась! Ну, говорила в порядке некоторого раскаяния. Она говорила: «Я понимаю, какие ошибки сделала». А я была отрезанный ломоть, ушла замуж не туда, куда надо. Сережа не одобрялся. Помнишь?

Володя: Да.

Галя: Нам даже запретили встречаться, было дело. Вот. Но я поступила по-своему. А Вова в институте учился. И даже аспирантура у тебя была, да?

Володя: Да. Не защитился только.

Галя: А потом женился на такой умной Громовой и породил такого умного Вовочку. Который пошел по маминым стопам.

Володя: Я вспоминаю какую-нибудь сцену из детства, которая характеризует маму, но, как бывает, когда что-то хочешь вспомнить нарочно, у меня не получается. Почему-то помню вот что. Мы часто ездили к бабушке в Столешников. И шли потом оттуда до метро «Проспект Маркса», которое мама неизменно называла «Моховая». Бабушка нас провожала. На станции они еще долго разговаривали, а мне было делать нечего, и я вставал – там было такое место, между колоннами, и я каждый раз как его вспоминаю, думаю: как я там помещался? Почему-то помню это очень отчетливо. Это никак никого не характеризует, но я помню.

Галя: А помнишь, был период, ты жил у мамы на Аэропорте? Сколько это продолжалось?

Володя: Год. Но я всё не могу припомнить такого события, которое бы характеризовало ее.

Галя: Тебе было двенадцать лет, когда мы лепили армию. У тебя был друг Миша Годгольд по прозвищу Ван Гог. И вы с ним пытались разыграть Бородинское сражение. Он лепил русскую армию, а мы с тобой французскую. А потом вы устроили сражение, и пластилин с пола мы отскребали месяц. И вот именно тогда ты увлекся униформологией. Мы лепили лошадей, солдат, и ты требовал, чтобы у каждого солдата были все знаки отличия.