И Лугин - Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы

В противоположность американцам, немецкие позиции были пусты. Только в одном леске я нашел семь немецких рюкзаков. Они были брошены при поспешном бегстве. Ценного, кроме авторучки, в них ничего не было. В одном месте нам попался рулон полосатого материала, из которого Григорий за два дня сшил себе и мне выходные брюки.

Постоянной работы в деревне не было. Несколько раз нас брал себе в помощь Доменик. Его хозяева были богатыми арендаторами земли у государства. Арендовали одну и ту же землю из поколения в поколение. Дом был большой, каменный, удобный, такие же сараи. Во дворе силосная башня и всякий инвентарь. Держали скот, но сажали также картофель, брюкву, овес. Семья состояла из давно отсутствующего хозяина (он воевал с Роммелем в Африке, а теперь был в плену у американцев), жены, добродушной и плаксивой немки; дочери Нелли 16 лет и сына 12 лет. Нелли, несмотря на юный возраст, прошла огонь и воду, и только она удерживала Доменика от возвращения домой в Польшу, куда его непрерывно звали старики-родители, не справлявшиеся с большим хозяйством.

Доменик был за хозяина, и его все слушались. Был добрый и хороший человек. Вот с таким дурной женщине или даже девчонке и легко справиться.

Брал нас на работу изредка и другой богатый арендатор — Шиммер.

Без страха, уверенные в своем легальном положении, мы прожили недолго. Постепенно начали точить нас те же тревожные мысли: смершевцам достаточно только взглянуть на нас, чтобы опознать «своих». О продолжающейся охоте на русских свидетельствовало объявление, вывешенное в конторе бургомистра. Под угрозой больших кар немцам запрещалось давать убежище советским гражданам и принимать их на работу. При появлении таковых лиц бургомистру предписывалось немедленно сообщать англичанам.

В это тревожное время на нашем горизонте появился молодой поляк в английской форме. В Ламмерсдорфе он работал во время войны, а сейчас служил в английских охранных частях. Ко всему, настроен был просоветски. Познакомились мы с ним у Доменика. В том, что он донесет на нас, мы не сомневались. На общем совете мы решили уходить на юг, во французскую зону: авось там послабее с охотой на русских! На следующий день после отъезда поляка, рано утром, мы покинули деревню. Снова мы месим грязь по дорогам недавней войны, голодаем и спим где попало. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, стараемся идти проселочными дорогами. Но и вдоль них та же картина тотального разрушения.

Проходим историческими местами. Деревня Лосгейм. Сколько раз она упоминалась в сводках и сколько здесь полегло людей в последнем отчаянном наступлении немцев в Арденнской битве. У этой деревни пришелся главный удар немецких танковых дивизий.

Густой лес. За поворотом показывается одинокий домик, затерянный в лесу. Подходим. На наши крики на крыльце показывается молодая, красивая женщина. С испугом смотрит на нас. Мы просим чего-нибудь поесть. Женщина отвечает: — «Я вас очень боюсь. Пожалуйста, только не входите в дом! Мой муж лесник, но он в отъезде! Я вам сейчас вынесу бутерброды». — Лицо женщины выражает неподдельный страх. Мы ждем. Она выносит бутерброды, мы благодарим и улыбаясь уходим. Облегченно улыбается и она.

На третий день мы подходим к городку Прюм, также сожженному шквалом войны. Здесь наступали дивизии генерала Патона. Вдоль дороги тянутся могилы немецких солдат с крестами и касками на них. Странно видеть кресты с украинскими именами: «Иван Медведюк умер за великую Германию и фюрера». Что Ивану до «великой» Германии? Ирония судьбы! Иван взял винтовку, чтобы освободить свою родину от большевиков, а упал здесь на западной кромке Германии и лежит в чужой холодной земле!

Небольшой городок Битбург также разбит. Кажется он смешанным с грязью. Грязь везде — на улицах, на полях, изъезженных танками, и даже на уцелевших стенах домов. На этом сером фоне взгляд сразу замечает белый листок бумаги на срезанном снарядом телеграфном столбе. Это объявление о приеме в Иностранный Легион всех желающих от 18 до 35 лет. Контора легиона — в Трире. Что если нам податься в Легион? Мысль вначале кажется дикой, но постепенно мы к ней начинаем привыкать. Вспомнилось, что многие из белых воинов пошли в Иностранный Легион. По слухам, даже мой родной дядька оказался там.

Следует отметить, что местное население было на редкость неприветливое и негостеприимное. У этих не только хлеба или картошки, воды не выпросишь напиться. Проходя деревни, мы чувствовали враждебные взгляды на спинах. А ведь жители не знали, что мы иностранцы! Еду приходилось добывать на полях, но в это время года почти все съедобное было убрано. Ко всем другим бедам, у меня на руках пошли нарывы, а на левой руке у кисти открылась старая рана и прогнила почти до кости. Днем боль еще была переносима, но ночью — рукам нельзя было найти места.