Егор Яковлев - Друг государства. Гении и бездарности, изменившие ход истории

Он пережил и это. Манн эмигрировал в США, а когда Америка объявила войну Германии, получил гражданство, записался в вооруженные силы и отправился на фронт. В 1945 году в составе войск союзников Клаус оказался в родном Мюнхене, ниспровергая столь ненавистный для него гитлеровский режим. Но крах нацизма ничего не изменил в отношении к его книге.

Немецкая публика так любила Грюндгенса, что охотно согласилась забыть его братание с Гитлером и Герингом. Тем более что сам Густав никогда не касался политических вопросов и утверждал, что для него существует только искусство. Ярлык «кляузы на знаменитость» прочно приклеился к роману «Мефистофель». Вопреки здравому смыслу лучшая книга окончательно погубила репутацию своего автора. Манн не находил себе места и начал глушить переживания героином. 21 мая 1949 года в Каннах его моральные силы истощились окончательно. Прекратив сопротивляться судьбе, он принял яд.

На протяжении последующих тридцати лет мало кто вспоминал о существовании писателя Клауса Манна и его романа «Мефистофель». В конце 1960-х в ФРГ он вообще был запрещен к изданию и распространению как порочащий честь и достоинство патриарха немецкого театра. И лишь в начале 1980-х, когда эта книга попалась на глаза выдающемуся венгерскому режиссеру Иштвану Сабо и он снял по ее мотивам поразительную кинодраму, все словно опомнились. Роман переиздали огромными тиражами. Критики резво отыскали в нем массу художественных достоинств. Бестселлер рекомендовали для включения в школьную программу. Так посмертно Клаус Манн все же сдержал обещание, данное самому себе в далеком 1920 году.

Смотрим «Мефисто», не забывая об истории его создания.

Среди былинных богатырей самым близким к князю Владимиру оказывается Добрыня Никитич. Именно ему киевский государь поручает задания деликатного свойства вроде собственного сватовства к Апраксе-королевичне или освобождения племянницы Забавы из лап змея. Случайность? Весьма вероятно, что нет. Ведь рядом с реальным Владимиром почти всегда находился реальный Добрыня — «старик умный, ловкий, решительный, но жесткий», как аттестовал его историк Сергей Михайлович Соловьев.

Личность эта таинственная и загадочная. Не то верный пес, не то «серый кардинал» при князе, он был, согласно летописи, «уем» Владимира Святославича — дядей со стороны матери.

Как рассказывает летопись, креститель Руси — сын киевского владыки от ключницы Малуши — происхождением уступал старшим братьям Ярополку и Олегу, рожденным в династическом браке. Враги высокомерно бросали ему в глаза страшное оскорбление — робичич (сын рабыни). По неким причинам (версии — ниже) младший сын Святослава тем не менее воспитывался при княжеском дворе при участии своей мудрой бабки — княгини Ольги. Но никто не мог сказать, что ожидает его после отцовской смерти.

Когда Ярополк подрос, Святослав «посадил» первенца в Киеве, от которого сам хотел отказаться в пользу «средины земли своей» — Переяславца, города на Дунае. Второй его отпрыск, Олег, отправился княжить в земли древлян. Владимиру же своей волости не досталось. Однако в этот момент, как рассказывает «Повесть временных лет», к Святославу «пришли новгородцы, прося себе князя». При этом послы пригрозили, что, если он не отправит к ним правителя из своего рода, они найдут себе князя на стороне. «И сказал им Святослав: “А кто бы пошел к вам?” И отказались Ярополк и Олег».

И вдруг происходит неожиданное. В эту историю вмешивается третье лицо, которое в летописи упоминается впервые: «И сказал Добрыня: просите Владимира». Мы можем только предполагать, был ли этот совет дан новгородцам келейно или открыто, но очевидно, что дядя малолетнего робичича таким образом включился в политическую борьбу за права племянника. Вольный Новгород был могучим торговым городом, откуда почти век назад пришла на полянские земли правящая династия. Княжение в нем давало сыну Малуши уникальную возможность заработать авторитет, приобрести сторонников и создать свою «партию». Это, кстати, не противоречило планам Новгорода, который хотел себе родовитого и при этом независимого князя, а не марионетку Киева. Понравилось просителям и то, что претендент был еще юн. Как пишет Соловьев, они «надеялись воспитать у себя Владимира в своем обычае: они и после любили иметь у себя такого князя, который бы вырос у них». «И сказали новгородцы Святославу: “Дай нам Владимира”. Он же ответил: “Вот он вам”». Так младший княжич отправился на берега седого Волхова, а вместе с ним поехал и его удачливый советник, если не сказать соправитель.