Эдвард Сноуден: Эдвард Сноуден. Личное дело

Мы жили в большом красивом доме из красного кирпича, окруженном небольшой лужайкой в тени кизиловых деревьев. Летом на ней пышно цвели белые магнолии, под которыми укрывались целые армии пластмассовых солдатиков: играя, я постоянно ползал с ними по траве. Дом имел необычную конструкцию: его главный вход находился на втором этаже, к нему вела массивная кирпичная лестница. На этом этаже располагались все жилые комнаты – кухня, столовая и спальни.

Над этим жилым пространством находился пыльный, затянутый паутиной, запретный чердак, служивший для хранения всякого хлама, в который, уверяла мама, наведывались белочки. Но отец утверждал, что там обитали оборотни и вампиры, готовые проглотить маленьких мальчиков, ежели они настолько глупы, чтобы забраться на чердак. Внизу у нас был более-менее обустроенный цокольный этаж, что для Северной Каролины было редкостью, особенно когда дом стоит так близко к побережью. Подвалы затапливало, и наш тоже был постоянно сырым, несмотря на постоянно работающую сушилку и дренажный насос.

К нашему переезду в этот дом к основному этажу сделали пристройку со стороны двора, и в ней разместилось несколько дополнительных помещений: постирочная, еще одна ванная, моя спальня и комната для отдыха с телевизором и тахтой. В моей спальне, там, где раньше была внешняя задняя стена дома, было окно, прежде выходившее во двор, и теперь сквозь него можно было видеть ту комнату.

Почти все время, пока мы с семьей жили в этом доме в Элизабет-сити, эта спальня была моей и окна в ней – тоже. И хотя у внутреннего окна были занавеси, они не особенно обеспечивали мне уединенность. Сколько я помню себя, моим любимым занятием было, отдернув занавеску, заглядывать в каморку. Иными словами, столько, сколько я себя помню, моим любимым занятием было шпионить.

Я шпионил за моей старшей сестрой Джессикой, когда ей разрешали лечь позже меня и она смотрела мультики, которые мне смотреть было еще рано. Я шпионил за мамой, Венди, которая садилась на кушетку, чтобы разобрать и сложить постиранное белье, а заодно послушать по телевизору вечерние новости. Но больше всего я шпионил за отцом – его звали Лон (или, на южный манер, Лонни). Он окапывался в «берлоге» в самые ранние предрассветные часы.

Отец служил в Береговой охране, хотя в то время я, конечно, не имел ни малейшего представления о том, что это значило. Помню, что иногда он ходил в форме, а иногда нет. Уходил из дома рано, приходил поздно и часто приносил новые гаджеты – вроде научного калькулятора TI-30 компании Texas Instruments, секундомера Касио на ремешке или динамика для домашней стереосистемы. Некоторые из них он мне показывал, а некоторые – прятал. Угадайте, какие меня интересовали больше.

Гаджет, сильнее всего поразивший мое воображение, появился ночью, после отбоя. Я уже лежал в постели и готовился уснуть, как вдруг услышал отцовские шаги в холле внизу. Я встал на кровати, слегка отдернул занавеску и стал наблюдать. Из загадочной коробки, похожей на обувную, отец достал напоминавший силикатный кирпич светло-коричневый предмет, от которого отходили, змеясь, черные провода – точь-в-точь щупальца какого-то глубоководного морского чудовища из моих ночных кошмаров!

Действуя не спеша, методически, отчасти в силу своей инженерской привычки всегда действовать именно так, отец распутал провода и протянул один из них поверх ворсистого напольного ковра, соединив заднюю стенку коробки с задней панелью телевизора. Потом он вставил другой кабель в розетку позади кушетки.

Вдруг экран телевизора осветился, а вместе с ним осветилось и лицо отца. Если бы все шло как обычно, он прилег бы на кушетку с бутылочкой содовой воды «Сандроп» и принялся бы смотреть, как на экране телевизора гоняют мяч футболисты. Но на этот раз все шло не так.

В один момент я сообразил – и то было самое поразительное открытие всей моей – пусть даже и очень короткой на тот момент – жизни: мой папа управлял тем, что происходило на экране телевизора .

Так я впервые столкнулся с Commodore 64, одной из первых домашних компьютерных систем, появившихся в продаже.

Тогда я, конечно же, не представлял себе, что такое компьютер. И тем более не знал, что делает с ним отец – играет или работает? Хотя он улыбался и на вид получал большое удовольствие, он полностью отдавался тому, что было на экране – с тем же пылом, с которым он всегда брался за любую механическую работу по дому. Я понимал лишь одно: что бы отец там ни делал, я хочу делать то же, что и он.