Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Мы же из рассказов молодых летчиков узнавали, какие разговоры бытуют в запасных полках. Там помимо программной шла в некотором роде стихийная «подготовка». Смысл ее заключался в следующем. Прежде, чем тебя допустят колошматить немцев, считали «пенафты» в запасных полках, надо зарекомендовать себя в глазах опытных фронтовых летчиков. И делать это сразу, без промедления, ошеломительным натиском… Для этого надо по прибытии в часть показать, что умеешь пилотировать на пределе. «Рви машину со струями, — наставляли друг друга иные мудрецы в запасных полках, — заверти самолет так, как шелкопряд заворачивается в кокон! Вот тогда фронтовые старички скажут: «Этот — наш!» И в бой!»

Григорий Кривошеев так и сделал.

Получив задание на пилотаж в зоне, на глазах у изумленного полка он «рвал самолет со струями» и закрутил [208] себя «в белую паутину, как шелкопряд». Но радиоприемник свой настроить забыл и команды с земли слышал плохо.

Когда он произвел посадку, начались чудеса. Летчик никак не мог уяснить себе характер замечаний, которые отпускали по его адресу техники, хотя замечания были поощрительные.

— Ну ты и гвоздь! — с восхищением сказал инженер новичку. — Здорово со «шмитами» крутился!

Кривошеев оторопел. Какие «шмиты»?! О чем он говорит?

Самое весомое слово в таких случаях — за командиром эскадрильи. Алексей Решетов заметил:

— Конечно, пилотировать тебе было сложно. Надо было и за воздухом смотреть, и за аэродромом, да еще и от «шмитов» уходить, хотя мы меры приняли, чтобы твой пилотаж прикрыть…

Опять «шмиты»! Кривошеев ничего не мог понять. О чем идет разговор?!

Оказалось, когда летчик пилотировал в зоне, там появилось два Ме-109, но, увидев в воздухе летчика-истребителя, рвущего свой «як» «со струями», на всякий случай решили с ним не связываться. А с земли у всех создалось впечатление, что Кривошеев ведет с ними бой…

Для объективности заметим, что молодой летчик, разобравшись во всем этом, честно доложил командиру эскадрильи, что «мессершмиттов» он вообще не видел, а был занят лишь выполнением фигур пилотажа… И тут уже Алексей Решетов посмотрел на парня внимательно: превыше всего в полку в отношениях между летчиками ценилась честность. О пилотаже Кривошеева «со струями» в полку потом ходило много шуток, но первое молчаливое и очень весомое одобрение своих старших товарищей молодой летчик заработал своей честностью.

Мы же из этой благополучно закончившейся истории сделали для себя вывод, и в последующие дни прикрывали пилотаж молодых летчиков не дежурством на земле, а патрулированием опытных истребителей в непосредственной близости от зоны пилотажа.

Иван Янгаев отпилотировал неплохо, но при посадке немного просчитался и выкатился за пределы полосы. Его командиром эскадрильи был неторопливый и многоопытный Иван Анакиевич Пишкан — один из самых старших по возрасту летчиков в полку. Переживая свой просчет при посадке, Янгаев представил себе, какого стыда наберется, выслушивая командира эскадрильи, — в запасных полках некоторые [209] педанты отчитывали молодых летчиков за каждый лишний метр на пробеге при посадке, и потому нетрудно было представить, как отреагирует опытный фронтовой командир. Настроение было испорчено. Янгаев сидел в кабине «яка» и не торопился вылезать.

— Чего сидишь? — весело окликнул подошедший техник. — Все нормально! Все уже в столовую пошли…

Опытнейший воздушный боец, Пишкан внимательно следил за пилотажем Янгаева и почувствовал хватку в этом молодом летчике. Для первого раза Пишкан был вполне этим удовлетворен и, понимая состояние молодого летчика, который немного просчитался при посадке, решил не делать новичку замечаний. И Янгаев это понял с благодарностью…

Без происшествий отпилотировали Зонов и Гунченко. В полку все шло привычным рабочим порядком, но для молодых летчиков все было ново, и каждый очередной этап воспринимался как большое событие. Впрочем, для новичка так оно и было…

Прошло дня три после того, как Кривошеев доложил командиру эскадрильи о том, что «мессершмиттов» он не видел. Все эти дни командир был занят: ветераны интенсивно вылетали на боевое задание, производили разборы вылетов на земле, снова вылетали, и Кривошеев понимал: подходить к командиру с вопросом о том, когда же и он, Кривошеев, начнет летать, видимо, не время… Но вот Решетов сам подошел к молодому летчику и просто, как нечто само собой разумеющееся, сообщил: