— Пошли. Походим по району.
Кривошеев долго ждал именно этого момента, не раз думал об этом и в училище, и в запасном полку, и вот все так просто, оказывается: «Походим по району…»
— Главное — не смотреть, — наставлял командир эскадрильи молодого летчика, — главное — видеть.
В том что между понятиями «смотреть» и «видеть» есть существенные различия, Кривошеев убедился очень быстро.
Сначала все шло хорошо. Кривошеев держался на заранее обговоренной дистанции, и, когда ведущий внезапно совершил маневр, он отреагировал вовремя и сумел этот маневр тут же повторить. Для надежности он зафиксировал это из фотопулемета — так они договорились перед вылетом. И потом каждый раз, когда Решетову хотелось проверить реакцию ведомого и его умение осматриваться, он начинал маневрировать, но Кривошеев был внимателен и от [210] своего командира не отрывался. Правда, это стоило молодому летчику немалых усилий, но все равно в глубине души он был доволен, поскольку проверку командира, как он считал, выдержал. Да и Решетов как бы сам дал ему это понять: он перестал маневрировать, и некоторое время они находились в ровном горизонтальном полете.
Они ходили над прифронтовой полосой у самой линия фронта, погода была отменная, и Кривошеев, то и дело поглядывая на землю, пытался узнавать выученные по карте ориентиры. И хотя своей зрительной памятью он помнил всю карту района вплоть до мельчайших подробностей, узнавать их сейчас на земле было непросто. И вдруг Решетов сделал резкий боевой разворот.
Только впоследствии Кривошеев понял, что это был боевой разворот. А поняв, был потрясен мастерством командира эскадрильи. Тогда же, в первом своем вылете, который он считал как бы учебным, но который оказался боевым, он ничего не успел понять. Он только увидел, что машина комэска вдруг пошла вверх по какой-то совершенно немыслимой кривой, и он не только не успел среагировать, но даже не успел проследить за Решетовым взглядом — ему показалось, что самолет командира на мгновение как бы завис над его, Кривошеева, кабиной и тут же исчез за хвостом…
Кривошеев был поражен. До сих пор он никогда не видел, чтобы кто-нибудь так летал. Он даже представить не мог, что так вообще можно летать. И ему стало ясно, что то маневрирование, которое ему в начале полета предложил комэск, было элементарной школярской тренировкой. А он-то, не понимая этого, был доволен собой!
На мгновение молодой летчик растерялся. Он еще ничего не понял, ничего не заподозрил и ничего не увидел, но решил, что командир эскадрильи просто-напросто предложил ему задачку потрудней. И хотя он с задачкой не справился — это уже было ясно! — все же следовало снова пристроиться к Решетову и впредь быть начеку…
Кривошеев развернулся. Теперь он уже видел то направление, в котором, как ему показалось, мгновением раньше скрылся самолет командира. Но, странное дело! — сколько он ни осматривался, Решетова не видел. Сами собой отчетливо вспомнились слова командира перед вылетом: «Главное — не смотреть, главное — видеть!» Внимательнейшим образом обследовал он весь сектор обзора и с облегчением вздохнул: в стороне, метров на 500–800 ниже находился одиночный истребитель. Он был чуть впереди и, [211] казалось, поджидал, когда Кривошеев наконец увидит его и пристроится. И Кривошеев, стараясь вторично не ударить лицом в грязь, аккуратно и расчетливо выполнил маневр и оказался на одной высоте с истребителем, в точности за хвостом. До условленной дистанции, правда, надо было еще подтянуться, и Кривошеев не стал медлить.
Заняв свое место, Кривошеев совершенно успокоился. Но теперь он уже с напряжением ждал, что еще предпримет ведущий. На всякий случай он решил держаться поплотнее — сократил дистанцию, взглянул попристальнее вперед и оторопел: на плоскостях самолета, к которому он пристроился, отчетливо выделялись кресты!
Далее повторилось все то же самое, что было минуту назад: Кривошеев и немец заметили один другого одновременно, и, прежде чем наш летчик успел среагировать, «мессершмитт» взмыл по такой же невероятной кривой и исчез из поля зрения.
Но в этот момент у молодого летчика будто пелена спала с глаз: он понял, что обстановка нешуточная, командира эскадрильи он потерял и все складывается самым неудачным для пего образом. Держа пальцы на гашетке, он набрал высоту и еще раз внимательно осмотрелся. Проклятый «мессершмитт» был почти под ним: их разделяло несколько сотен метров. И Кривошеев хладнокровно пошел в атаку, зная, что на этот раз он промаха не даст.
Читать дальше