Артём Драбкин - Разведчики

Немец встал, трясется. Докукин выхватил у него пулемет, вытаскивает ленту и бросает обратно немцу в руки. Тащи-ка давай, мол, сам.

– Давай Форвертс!

Собрали оружие, сумки, документы и сразу отошли. Немца повели в Никулино, за ним должен был приглядывать Слава. Подходим к канаве с талой водой. Немец вдруг вместе с пулеметом прыгает через нее! За ним с разбегу прыгает Слава. Мы обходим. Немец с гордостью показывает на значок и кудахчет: «Шпорт. Шпорт».

– Ну-ну. Давай.

Пришли в Никулино. Докукин из горки (уст. название мебели. – Прим. С.С.) вынимает бутылку водки и два стакана, из печки – котелок с картофелем. Наливает немцу и говорит: «Сейчас посмотрим, какой ты спортсмен. Давай. Тринкен». Тот посмотрел с опаской, делает два глотка и отставляет стакан в сторону.

– Нет, брат. Так дело не пойдет. У нас вот так «тринкен».

Хлопнул стакан одним махом. Стучит ладонью по столу, командует: «Пей, я сказал».

Посидели, перекусили. Минут десять прошло, наверное. Еще по стакану приняли – напряжение отпустило.

– Вроде бы кого-то не хватает.

Немца можно было не охранять, он уже лежал под столом. Вот тебе и «шпорт»!

Утром погрузили его на телегу и отправили в Турнаево, он там наплел всякого и остался жив. Один из девяти…

Немцы отомстили быстро и жестко. Они ночью сожгли Брехаловку, а на виселице казнили трех женщин. Мы потом их снимали и хоронили.

Что чувствовали Вы, когда немцы находились в двух шагах от вас?

Конечно, есть волнение. Конечно!

Я один как-то раз лежал в можжевельнике, да так и не решился выстрелить. Этот куст спас мне жизнь.

В том же апреле 42-го весь взвод под командованием Стаценко собрался на окраине леса. Мы залегли у плетня перед холмом. Осмотрелись. За оградой кочки, вода. В двадцати пяти метрах на гребне холма раскинулся двухметровый можжевеловый куст.

У Стаценко был замечательный украинский говор. Так вот он мне приказал: «Короткоу, сходь подывися. Давай вперед!»

Я перескочил через плетень, заполз в куст и стал смотреть по сторонам. Справа заметил какое-то движение. Мелькнули пилотки! Немцы!

Идут в моем направлении. Метрах в пятнадцати, может быть, встали против меня. Осматриваются, галдят по-своему. Их командир (по-моему, это был фельдфебель) вытаскивает бинокль и осматривается, линзами водит прямо надо мной. Я вжался в землю. Фельдфебель поворачивается ко мне спиной и начинает командовать. Пулеметчика со вторым номером отправляет налево, остальных развернул кругом, и сам пошел за ними в гору. Надо бы и мне тоже сматывать удочки. Словно уж пополз прямо по воде между кочек. Промок, конечно. Бинокль лейтенанта испортил – в него попала вода, потом долго пришлось сушить.

– Ну что? Вы-то видели их?

– Видели.

– Чего будем делать?

– Ну их. Уходить надо – вот что будем делать. Справа их до черта – хорошо слышно. Молодец, Боря.

– Пулеметный расчет видели?

– Видели. Не стали стрелять, тебя ждали.

Фрагмент дивизионной газеты «За Отчизну» 234-й Ярославской коммунистической СД. Фото из фондов Ярославского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника

Мог я, конечно, гранату бросить, но это была бы ерунда. Тем более что эта «РГД» – хлопушка! Если на нее оборонительный чехол надеть, то еще куда ни шло. Стрелять?! Из винтовки можно выстрелить. Попадешь в одного, остальные дадут прикурить.

Были какие-нибудь необычные или специфические задачи?

Под Березовкой Костромской полк попал в мешок. Немцы много там наших положили. Мы получили приказ – найти труп командира батальона, забрать документы и что особенно важно – его полевую карту. Ночью нашли, забрали все, представили командованию. На обратном пути надо было переправиться через вздувшуюся перед ледоходом речушку. Стаценко перебежал, держась за трос, а меня на середине реки оторвало от троса и унесло по направлению к немцам. Острым краем льдины меня стало прижимать к берегу. В этот момент на берегу появился силуэт в серой немецкой шинели. Навскидку с одной руки я дал по нему длинную очередь. Немец упал… Долго я там барахтался – автомат утонул, бушлат пришлось бросить…

Доплелся до своих, а они меня уже помянули. Говорю им:

– Автомат-то я утопил.

– Да ты что? А бушлат, наверное, продал?

Ночью уснул, положив ноги поближе к костру, и сжег яловые сапоги (кстати, подарок Стаценко). Вскочил от боли, прыгнул в лужу спросонья – они тут же лопнули на носках. Стаценко сразу оживился: