Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

В 1914 году, после того как немцы в один день потопили три английских военных корабля, оставив тысячи моряков барахтаться в воде, пока не утонут, Конан Дойль написал морскому командованию письмо с предложением выдать каждому английскому моряку надувной резиновый воротник, который поддерживал бы людей на воде. Командование вскоре приняло эту идею к исполнению.

Конан Дойлю, как и многим, война принесла ясное понимание двойственности эпохи: чудеса науки и техники — тех сфер, на которые в XIX веке возлагались прекрасные надежды — в XX веке с его военной авиацией и нервно- паралитическим газом казались не такими уж волшебными. Война унесла жизни двух дорогих для Конан Дойля членов семьи: старший сын, Кингсли, рожденный в первом браке с Луиз, и младший брат писателя, Иннес, побывали в сражениях и вскоре, обессиленные после боев, умерли от пандемии гриппа 1918–1919 годов.

Теперь фундаментальные ценности Викторианской эпохи — классовая принадлежность, честь, Бог, королева и государство — изрядно потускнели. В эпоху восторга перед достижениями современности многие принялись искать для себя некую духовную опору, которая, как они считали, была уничтожена новым веком. Сэр Артур Конан Дойль — ученый, рационалист и непревзойденный логик — был среди них одним из самых заметных.

Конан Дойль к тому времени давно полагал, что бездна между наукой и спиритическим миром не так уж непроницаема. Впервые испытав тягу к спиритизму в 1890-х, он с тех пор исследовал его со спокойным и методичным скептицизмом. Теперь тяга к сфере, центральную часть которой составляли вера в загробную жизнь и надежда на то, что ушедшее прошлое может проявляться и в настоящем, стала непреодолимой. «Те, кто в поздние годы изумлялся тому, что Конан Дойль, при его здравомыслии, увлекся спиритизмом, — замечал биограф писателя Рассел Миллер, — не сумели понять, что это поздневикторианское поветрие, державшееся отнюдь не на безумцах и шарлатанах, привлекало к себе кое-кого из лучших научных мыслителей Великобритании».

Для выяснения того, есть ли жизнь после смерти, Конан Дойль прибег к тому же фирменному стилю эмпирических расследований, который использовал при раскрытии преступлений. В процессе этой деятельности он посещал сеансы бесчисленных практикующих медиумов, обильно писал на эту тему и публиковал итоги в Psychic Press — издательстве, которое сам же и основал. «Сколь тщательным и долгим было мое изучение предмета, — писал он, — прежде чем моя позиция материалиста и агностика пошатнулась и я вынужден был признать доказательства истинными… С другой стороны, когда обнаруживается, что медиум пользуется фальшивой драпировкой или аксессуарами… мы сталкиваемся с самым одиозным и нечестивым злодеянием, на какое только способно человеческое существо».

По поводу спиритизма было ясно, что научная проницательность Конан Дойля уступила натиску его собственных надежд. К 1920-м годам он почти безоглядно уверовал в призраков, фей и жизнь после смерти. В книгах, статьях и лекциях того периода писатель демонстрирует убежденность в том, что спиритизм отражает фундаментальные человеческие истины более полно, чем христианство. Неудивительно, писал Миллер, что эту его позицию многие встречали в штыки:

В Виндлсхэме Конан Дойль стал регулярно получать гневные письма, которые обычно не принимал во внимание, однако одно из писем было особенно оскорбительным. 16 декабря 1919 года ему написал лорд Альфред Дуглас, бывший любовник Оскара Уайльда, относительно недавно обратившийся в католическую веру: «Сэр, что вы за отвратительное создание с вашими грязными карикатурами на „Христа“. С таким человеком, как вы, есть лишь один способ обращаться: хорошенько отхлестать вас плетью». Дуглас обвинял Конан Дойля в пропаганде спиритизма ради денег и легкой славы — «короче говоря, ради тех же целей и с применением того же откровенно вульгарного упорства, с каким вы мастерили вашего идиотского „Шерлока Холмса“». Он пустился прорицать, что «богохульные бредни» Конан Дойля навлекут на него «ужасные кары», и подписался: «Ваш, с величайшим презрением». Конан Дойль на следующий день ответил властно, кратко и пренебрежительно: «Сэр, ваше письмо меня успокоило. Раздосадовать меня могло бы лишь ваше одобрение».

Однако даже более мягкие критики признавали, что увлечение Конан Дойля спиритизмом и сопутствующие насмешки публики могли серьезно осложнить его работу по делу Слейтера.