Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

Отец многие годы был нездоров, и его смерть была облегчением. Матушка заболела диабетом, а еще страдала сердечным недугом — в придачу ко всем переживаниям из-за твоей истории. Ты не представляешь, как все переменилось, ужасные цены по всей Германии и мало еды. Георг вдруг начал страдать желудком, это переросло в рак. Его жена умерла от отека горла, который не могли оперировать из-за ее слабого сердца. [Их] младший сын Карл, благородный и умный, погиб на войне. Старший, Эрнст, находится в клинике для душевнобольных. Я совсем отдалилась от Феми. Она была очень недобра к нашей покойной матушке. После смерти матери она дурно поступала и со мной тоже, и в итоге я лишилась всего наследства. С финансовой точки зрения я не в обиде, меня лишь огорчает ее дурное обращение.

Ответ Слейтера не сохранился, однако в октябре 1920 года Мальхен пишет вновь:

Жаль, что ты должен писать по-английски, потому что я боюсь, что мне неверно переведут твои письма и тогда часть содержимого будет для меня потеряна. Теперь я отвечу на твои вопросы о смертном дне наших родителей. Наш дорогой отец умер первым, 11 июня 1916 года; Георг — 18 апреля 1917-го, а несколько дней спустя, 1 мая, — наша дорогая матушка. Она не знала о смерти Георга.

Мой муж по-прежнему занимается тканями и постоянно в разъездах, также и мой старший сын Феликс, который имел свое дело, но сейчас оно идет очень плохо. Война все переменила. Гарри не дает мне так уж много радости, зато Катель и Феликс мне это возмещают. Теперь, дорогой Оскар, ты знаешь все печальные новости. Держи голову выше и оставайся в добром здоровье. С Божьей помощью мы вновь увидимся, такова моя ежедневная молитва. Неужели в твоих мрачных делах по-прежнему нет ни проблеска света?

Мальхен будет для Слейтера главной нитью, связывающей с семьей, вплоть до выхода из тюрьмы. «Добрая Мальхен, я буду регулярно тебе писать каждые шесть недель, а если придется писать кому-то еще, я попрошу специального позволения, — сообщил ей Слейтер в письме без даты, отправленном в начале 1920-х годов. — Я очень рад узнать, что тебе 44 года и ты 25 лет замужем. Я выгляжу как старый седой кот».

В марте 1922 года Мальхен, живущая в Бреслау (в сотне миль к северо-западу от Бейтена), ответила:

Конечно, я буду писать тебе каждые шесть недель, если это позволено, и буду ждать твоих ответных писем. С детьми Феми я в хороших отношениях, но с ней самой я не стану видеться до конца жизни. Так я обещала нашей дорогой матушке, а кроме того, она изрядно потрепала мне нервы.

Представляешь, почти вся Верхняя Силезия, включая Бейтен, была передана Польше, теперь ездить туда очень сложно и очень дорого [55] По завершении Первой мировой войны, после того как существенная часть Силезии была отдана Польше, Бейтен стал известен как Бытом, а Бреслау — как Вроцлав. . И все же я намерена каждый год посещать могилу наших дорогих родителей.

Затем в августе последовал сюрприз: письмо от самой Феми. «Мы часто о тебе думаем, и наши дети говорят о дядюшке Оскаре только хорошее, — писала она ему. — Все наши близкие покинули нас слишком рано. Моя дочь Лилли умерла 18 лет от роду. Макс и дети шлют искренний привет».

В конверт Феми положила и последнее письмо от родителей Слейтера, написанное восемью годами ранее. Помеченное 3 августа 1914 года, оно всю войну оставалось неотправленным. Паулина писала:

Мой дорогой Оскар! Можешь быть уверен, дорогое дитя, я считаю дни до того срока, когда от тебя придут письма. Не оставляй надежды до последнего вздоха. Твою невиновность рано или поздно признают. Такой хороший сын может ожидать от Бога, что в один прекрасный день невиновность будет установлена. Я часто думаю о деле Дрейфуса, где правда в итоге победила.

Отец слабеет здоровьем. Наибольшее его удовольствие — хорошо поесть и выкурить добрую сигару. Мы живем сейчас не в таком достатке, как два года назад.

Жена человека, у которого ты служил подмастерьем, пошла по худой дорожке, этого он и заслуживал. Георг каждый месяц дает нам 50 марок, а ведь мы даже не просили. Я сама сейчас ничего не могу зарабатывать, отец тоже совсем не способен ничего делать. Получить твое письмо всегда радостное событие, и в этом нет ничего подозрительного. Даже у почтальона нет никаких подозрений насчет того, откуда приходят письма.

Оставайся сильным в надежде на поцелуи твоей любящей матери.

В январе 1925 года заключенный 2988 — Уильям Гордон, только что выпущенный из Питерхеда, — подвергся тщательному обыску; тюремщики проверили все, от подкладки пальто до полой ручки саквояжа. Их скрупулезность себя не оправдала: искусственная челюсть Гордона и заложенная за нее записка Слейтера (бумага для которой была позаимствована из переплетной мастерской в тюрьме) остались нетронутыми.