Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

Одна из постоянных тем в этой книге Конан Дойля — крайняя нелогичность при поиске и уголовном преследовании предполагаемого убийцы. Писатель разматывает клубок нестыковок, рушит раздутые обвинения и распутывает сеть недопустимых доказательств, на которых строилось дело с начала и до конца. Во всем рассказе о преступлении и его последствиях сквозит главный вопрос: чем объяснить такие странные внешние аспекты дела?

Конан Дойль дает сцену действия: обрисовывает мисс Гилкрист, ее драгоценности и ее квартиру, воссоздает обстановку того вечера, когда произошло убийство, и изображает взволнованного Артура Адамса — и примечательно невозмутимую Хелен Ламби — на пороге квартиры. Здесь-то и начинается раскрытие обстоятельств.

В книге одно из главных и самых суровых обвинений касается действий Ламби в то время, когда злоумышленник выходил из квартиры мисс Гилкрист. Эта сцена содержит в себе подсказку особого свойства: отрицательное свидетельство. Во всей английской литературе наиболее знаменитый пример диагностического применения отрицательного свидетельства мы находим у Конан Дойля. В рассказе «Серебряный» Холмс, расследующий исчезновение знаменитого скакуна, беседует с инспектором о поведении остальных лиц на ферме, где содержали коня. «Есть еще какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?» — спрашивает инспектор. «На странное поведение собаки в ночь преступления», — отвечает Холмс. «Собаки? Но она никак себя не вела!» — возражает инспектор. «Это-то и странно», — замечает Холмс [51] Цитаты в переводе Ю. Жуковой. — Прим. пер. .

Для Холмса разгадка именно в бездействии. Нечто похожее, как подозревал Конан Дойль, можно было вывести и из странного поведения Ламби на пороге квартиры. Представьте себе следующее: если вы, придя домой, обнаружите выходящего из вашего дома незнакомца, вы уж точно что-нибудь скажете: «Эй!», «Стойте!», «Вы кто такой?» Однако Ламби не проронила ни слова. Ее молчание вскользь отметил Рафхед в 1910 году. Теперь, в «Деле Оскара Слейтера», Конан Дойль четко обозначил всю странность ее поведения. После описания сцены на пороге квартиры мисс Гилкрист он продолжил:

Действия Хелен Ламби можно объяснить лишь одним образом: после того как она увидела у двери Адамса, она совершенно лишилась способности рассуждать. Сначала Ламби объясняет сильный шум внизу: по словам Адамса — падением бельевых веревок, подвешенных на колесных блоках, что совершенно не могло дать такого эффекта… При появлении незнакомца она не воскликнула «Кто вы такой?» и не выказала иных признаков удивления, но позволила Адамсу предположить по ее молчанию, что незнакомец имел право там находиться. И наконец, вместо того, чтобы сразу бежать проверять, как там хозяйка, она отправляется на кухню, по-видимому все еще во власти мысли о веревках. Сказав Адамсу, что с ними все в порядке, — словно это хоть кого-то интересовало, — она идет в свободную спальню, где не могла не заметить случившееся ограбление, поскольку на полу в середине комнаты лежала раскрытая шкатулка. Однако Ламби не выказала тревогии лишь после восклицания Адамса «Где ваша хозяйка?» наконец пошла в комнату, где совершилось убийство. Нужно признать, что такое поведение кажется странным и объясняется — если вообще объясняется — только [52] Конан Дойль, конечно, подразумевает не «только». Второе возможное объяснение странного поведения Ламби, как он прекрасно понимал, состояло в том, что она была замешана в преступлении или как минимум знала убийцу. В печати Конан Дойлю приходилось выражаться сдержанно, однако из его частной переписки ясно, что этот последний вариант он считал вполне правдоподобным. явным недостатком ума и понимания ситуации.

В «Деле Оскара Слейтера» описываются брошь, которую не признали уликой, преследование Слейтера до Америки, слушание по вопросу экстрадиции, абсурдная процедура опознания в Глазго и суд в Эдинбурге. Конан Дойль с вежливой язвительностью удивлялся, что показания Ламби и Барроуман полностью совпали — сначала в Нью-Йорке, а затем и на суде. «В Эдинбурге Барроуман, как и Ламби, была куда более уверенной, чем в Нью-Йорке, — писал он. — Чем больше времени проходило после убийства, тем, по всей видимости, легче становилось опознание… Поразительный факт: обе девушки, Ламби и Барроуман, клялись в том, что, несмотря на совместное путешествие из Нью-Йорка в одной каюте, они ни разу не разговаривали о деле, ради которого пустились в путь, и никогда не сверяли свои воспоминания о человеке, которого им предстояло опознать. Для девиц 15 лет и 21 года от роду это уникальный случай самообладания и выдержки».