Константин Сорокин - Трудные дни сорок первого

С поезда я сошел в один из летних теплых вечеров на маленьком разъезде. Неподалеку от железной дороги была развернута большая зеленая палатка, в которой размещались штаб и отдел политической пропаганды вновь формируемой армии. Там я встретился с генералом М. Ф. Лукиным и дивизионным комиссаром А. А. Лобачевым.

С этой зеленой брезентовой палатки и начиналась паша 16-я. В ту пору в Читу с Дальнего Востока прибыл Иван Степанович Конев и вступил в командование войсками Забайкальского военного округа. Опытный военачальник, коммунист, он очень многое сделал для успешного формирования, материального обеспечения и подготовки личного состава армии к тем исключительно суровым испытаниям, которые в скором времени выпали на ее долю.

На Военном совете округа, где присутствовали все начальники родов войск и тыловых органов, были поставлены четкие задачи по формированию новых соединений, их дислокации и строительству. Конев сразу же предупредил, что у нас нет такой возможности, чтобы сначала обзаводиться жильем, а потом приниматься за учебу.

— Такое нам никто не разрешит, да и сами вы понимаете, — говорил Иван Степанович, — в какой обстановке живем. Поэтому будем решать одновременно две задачи: и строить землянки под казармы, столовые, и заниматься боевой и политической подготовкой.

— Да, товарищи, непременно — и политической, — как бы продолжая и развивая мысль командующего, сказал член Военного совета округа дивизионный комиссар Д. Л. Гапанович. — С первых же дней воспитывайте своих подчиненных не только умелыми стрелками, пулеметчиками, артиллеристами, но и политическими бойцами. А для этого уже сейчас, не дожидаясь специальных директив, там, где можно, оформляйте партийные и комсомольские организации. — Гапанович сделал небольшую паузу, остановил взгляд на мне. — Вы, товарищ Сорокин, особое внимание обратите на подбор и расстановку политических кадров, с которыми вам придется работать.

Забот впереди был непочатый край, ведь Красная Армия, теперь-го эго хорошо известно, переживала тогда очень трудное, очень сложное время. Массовые незаконные репрессии тридцать седьмого — тридцать восьмого годов практически обезглавили ее. В результате на должности вместо арестованных или, хуже того, расстрелянных «врагов народа» в нашу 16-ю частенько назначались люди недостаточно опытные, в новом для них деле малокомпетентные. Они встречались и среди командного состава, и среди политработников, о чем Гапанович меня и предупреждал. С каждым из них приходилось не раз встречаться, причем, разумеется, не просто интересоваться анкетными данными, а стараться заглянуть в душу, узнать, чем он дышит, о чем думает, какими обладает знаниями и навыками, в какой нуждается помощи и поддержке.

Помню, к нам на разъезд прибыло командование формируемой 65-й стрелковой дивизии. Начальник штаба армии полковник М. А. Шалин развернул карту, указал комдиву и комиссару район дислокации.

— Позвольте, но здесь же только сопки! — оторопели новички.

Шалин и я, не сговариваясь, ответили примерно одно и то же:

— Да, кроме сопок, там больше пока ничего нет, даже землянок. Вам придется начинать с нуля…

С «нуля» начинали и другие вновь создававшиеся соединения и части армии. Впереди их ждали дождливая, промозглая осень, за ней зима с буранами и свирепыми холодами, когда термометр порой показывал 50 градусов мороза. Но и в столь суровых условиях интенсивно благоустраивались военные городки, ни на один день не прерывалась боевая и политическая подготовка.

Сейчас, спустя около пяти десятилетий, я спрашиваю себя: где же красноармейцы черпали силы, кто закалял их характер, нацеливая на решение стоящих перед ними задач? И отмечаю огромную заслугу в этом политработников. Горячим большевистским словом воодушевляли они воинов, личным примером вели за собой. Вели независимо от того, в каком были звании, какую занимали должность.

Как-то Лукин приехал на стрельбище 480-го стрелкового полка. А тут один из бойцов, только что пославший все пули «за молоком», оправдывался: разве-де из такой винтовки попадешь? У нее же мушка сбита!

— Значит, мушка виновата? — улыбнулся генерал. — Дайте-ка винтовку.

Выстрел — ив центре мишени появилась пробоина. Затем еще, еще… Короче, повторилась широко известная в войсках в ту пору аналогичная история, связанная с Климентом Ефремовичем Ворошиловым, откуда, кстати, и пошло «Ворошиловский стрелок».