Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

Закончив рассказ, Панна сказала, что сейчас была у командира роты. Он связался по телефону с санчастью и узнал, что Довбненко в тяжелом состоянии отправили в медсанбат бригады.

Вернувшись из 144–го, я позвонил в санбат. Мне рассказали о последних минутах Сеги. Врач хотел его оперировать, но моряк чувствовал, что наступает конец.

— Не надо никакой операции, дайте умереть спокойно, — сказал он и тут же, на операционном столе, запел любимую песню наших моряков: «Мы вернемся к тебе, Севастополь! До свидания, город родной…» — и затих навсегда.

В день, когда хоронили Довбненко, по фашистским огневым позициям, пользуясь данными, уточненными благодаря подвигу доблестного разведчика, ударили наши артиллеристы и минометчики. Несколько штурмовых групп моряков атаковали фланги фашистской обороны.

Наступило 8–е Марта.

Вечер, посвященный Международному женскому дню, мы решили провести в том же подвале, где отмечали 25–летие Красной Армии. К концу дня собрались представители всех частей — лучшие снайперы, разведчики, артиллеристы и минометчики. Делая доклад, я видел взволнованные лица, освещенные слабым светом коптилки. Я напомнил о погибших смертью храбрых Клаве Неделько и Лене Кроль, рассказал о славных подвигах Панны Козловой, Кати Насоновой, Хуциашвили, Дрейчук, Анаенко и о других девушках — героинях, деливших вместе с моряками невзгоды фронтовой жизни.

От имени женщин — воинов на вечере выступила военфельдшер 16–го батальона Корнеева. В заключение сказал несколько теплых сердечных слов комбриг. Взглянув на стоявшие в углу подвала винные бочки, он улыбнулся:

— Жаль, что пусто в бочках. Сегодня нам не мешало бы поднять по бокалу доброго вина за наших боевых подруг.

Выступили танцоры, исполнившие русские, украинские и кавказские танцы. Особенно тепло приветствовали моряки штабную машинистку Ольгу Шматову, исполнявшую русские народные песни.

Когда она запела нашу любимую «Споемте друзья, ведь завтра в поход…», песню подхватили сначала не очень стройно несколько голосов, а потом все. Заметалось пламя коптилки. В полумраке подземелья дружно, с большим чувством все сильнее и задушевнее звучал хор мужских и женских голосов:

…А вечер опять хороший такой,

Что песен не петь нам нельзя.

О дружбе большей, о службе морской

Подтянем дружнее, друзья!

Это был хороший вечер, хотя и не в просторном зале, освещенном яркими люстрами. Те, кто были на нем, думаю, его не забудут.

Март принес в бригаду некоторые перемены. В первой половине месяца от нас ушел А. И. Рыжов. Его назначили начальником политотдела 20–го десантного стрелкового корпуса. Мы тепло проводили Андрея [203] Ивановича. Впрочем, уходил он недалеко — командный пункт корпуса располагался всего в двух километрах от нашего. К нам прибыл новый начальник политотдела — молодой, энергичный политработник майор Лукин.

Вскоре бригада получила передышку. В ночь на 23 марта мы сдали свой участок обороны 176–й стрелковой дивизии и перешли в резерв командира 20–го корпуса. Бригада заняла оборону во втором эшелоне, северо — западнее совхоза Мысхако.

А в конце марта меня вызвали в Геленджик в политуправление Северо — Кавказского фронта. Я отправился на катере.

На море было относительное затишье. Мы быстро миновали Цемесскую бухту, обогнули крутой берег. Вот и знакомые причалы Геленджика. Я, признаться, соскучился по Большой земле и с большим удовольствием вышел на берег.

Начальника политуправления генерал — майора Емельянова я не застал. Меня принял его заместитель полковник Л. И. Брежнев.

Леонид Ильич встретил меня со свойственной ему приветливостью и простотой. Завязался непринужденный разговор. Я рассказал о боевых делах и состоянии бригады, о самочувствии воинов. Потом Леонид Ильич сказал:

— Предполагаем назначить вас заместителем командира стрелкового корпуса. Как вы смотрите на это?

Я высказал сомнение: удобно ли назначать моряка в стрелковый корпус.

— Моряк — то вы моряк, да ведь воюете уже давненько на суше, и, насколько нам известно, неплохо получается, — ответил Л. И. Брежнев и заключил: — Сейчас возвращайтесь в бригаду и продолжайте работать, а о новом назначении сообщим, как только будет получен приказ.

Когда я уже собрался уходить, он вдруг задержал меня:

— Мне хочется самому побывать на Мысхако. Возможно, успею сегодня поделать все необходимое и тогда отправлюсь вместе с вами. Дайте мне знать, когда соберетесь в путь.